Листва скроет следы преступления.
Дальше – хуже. Пришел черед мыть саму загаженную виновницу. Да вот западло – мыть надо те места, которых в меру своего воспитания я совсем не хотел касаться. А мыть там было что – отходов оказалось так много что замаралось и спереди, и сзади. А ведь потом еще и мазью мазать, которые доктор прописал от опрелостей, следы которой уже понемногу начали сходить. Пробовал Пяточку заставить саму подмыться, да она криворукая только еще больше размазала какахи по заднице, ко всему замарав и руки. Пришлось плюнуть на брезгливость и на моральные принципы, и стараясь дышать через раз, браться за работу самому.
Но ведь какой абсурд, получается. С утра, с оружием в руках, помог отстоять город от полчищ безумных монстров, причем в первых рядах, а ночью вожусь с обделанной девчонкой и ее какашками. Может какахи – к деньгам?
Вымыв, раскорячившееся чадо до блеска, насухо вытерев, намазав мазью, одев в новые трусики и маечку, закутав в полотенце чтоб не замерзла, отнес к ней в комнату и уложив на подушку, слегка прикрыл одеялом и приказал спать, а то начну пересказывать сказку про чаепитие. Глаза зажмурила так крепко, что казалось глазницы продавит внутрь. На всякий случай решил посидеть, присмотреть – во избежание. Но только намылился присесть и включить внутрисистемный чат, как заметил, что малышка заснула. За секунду отрубилась! Подумал было что опять притворяется и потянул за ушко, потом оттянул верхнюю губу и легонько поцокал ногтем по переднему зубику – ноль реакции. Только ротик слегка приоткрылся, носик засопел, да еще и причмокивать начала. Вот вам и бабы! Надо сперва вымотать все нервы, обгадить всю хату, чтоб потом, безмятежно, с чистой совестью, дрыхнуть без задних ног. Тяжко вздохнув, я потопал наводить в доме порядок.
Обоссанное белье улетело намокать в ванну к колготкам, матрац я перевернул верхом к низу и застелил чистым бельем. Одеяло выставил на подоконник сушится, если что, накроюсь пододеяльником, ночи сейчас не очень холодные. Потом вымыл полы, и туалет, снова вымылся сам, и с чистой совестью улегся спать. За окном пробило час ночи.
Сильно намаявшись за такой насыщенный день, я вырубился в один миг, как малая, заснув глубоким сном без сновидений. Но даже так, мне стали чудится звонки во входную дверь, разные голоса, скрип лестницы, а затем негромкий, но настойчивый стук во входную дверь моей квартиры.
Открыл глаза… прислушался… действительно самый что ни на есть стук в дверь… мою. Пришлось вставать.
— Иду, иду! Хватит стучать! Уже никто, и нигде посреди ночи не спит! В том числе, и соседи. — прокричал я, открывая двери.
Нате, здрасте!
Перед дверьми стоит Самая' с малой в окружении чемоданов и сумок, а сзади с интересом выглядывает тетушка Полли в халате, накинутом на ночную рубашку.
— Квартира уже сдана. – сонно пробубнил я, и захлопнул дверь.
Снова стук в дверь, но уже настойчивый, с возмущенным тембром.
— Что, муж выгнал? – спросил я, снова открыв дверь и едва приоткрыв один глаз.
— Сама ушла. Это рано или поздно должно было случится. – возразила девушка. – Примешь? Хотя бы на первое время?
Сзади раздался скрип открываемой двери. Проснулась разбуженная шумом от неожиданных гостей – Пяточка. И осторожно высунув взлохмаченную белобрысую головку, часто моргая залипшими и опухшими глазами, для большего обзора задрав подбородок и раззявив рот, с поблескивающим зубом, принялась мониторить пространство.
Увидев, что я смотрю на нее, и вроде бы как не намерен ругаться, осмелела и громко топая босыми ногами побежала ко мне глянуть что там такого интересного происходит за входной дверью. Самая' увидав мое сонное лохматое чудо, сразу заулыбалась и радостно замахала рукой. Пяточка в ответ восторженно хихикая, протянув ручки хотела бросится к ней в объятия, но была вовремя схвачена моей рукой за патлы, и з болезненным вскриком грубо оттянута назад.
Самая' возмущенная таким грубым отношением к малышке, хотела было произнести возмущенную речь, но я упредил ее, сурово и четко заявив:
— В чужой дом со своим уставом не ходят! У нас так – смирись. К тому же кто-то давно должен был спать. Что не так?
Цедя слова, как будто пребывал в крайней степени ярости, я, сверху вниз прищурив глаза, взирал на маленький, лохматый и дрожащий скелетик, испуганно жмущийся к стеночке и боязливо кидая на меня виноватые взгляды. Как же мне ее откормить, чтоб не выглядела как привидение, вроде бы и не ограничиваю в еде, но все равно растет одно только пузико, становясь похожее на маленький арбузик, да и то со временем пропадает, загадив все вокруг, для того, чтоб мне жизнь медом не казалась.
Смотрю уже не зыркает, а опустив голову, начинает тереть глазик, и громко сопеть через раз всхлипывая, готовая вот-вот разревется. Это она решила на жалость надавить, надеясь, что Самая' устроит мне разгон, а ее возьмет на ручки и сюсюкая разрешит делать что захочет. Как бы не так. Я быстренько подхватил малую на руки и ткнув под нос кулак предупредил.
— Попробуешь заплакать – остригу налысо, вместе с куклой. И тебя тоже, если не перестанешь смотреть на нее так жалостливо.
Последние слова я произнес прямо в лицо Самой'. Та даже отшатнулась, округлив глаза. А я продолжил воспитательный процесс, ну а что хотели, разбудили посреди ночи – теперь терпите.
— И видишь, что происходит с непослушными девочками – им негде жить! И если бы не я – такой хороший, то жить Самой' пришлось бы в том заброшенном доме, где жила ты – вместе с пауками.
Пяточка испуганно вскинула голову, и отрицательно замотала ею, схватив ручками мое лицо и умоляюще глядя то мне в глаза то в сторону толкущихся у двери маму с дочкой.
— Тогда чтоб слушалась мне! – гаркнул, в ответ закивала так быстро, будто боясь, что я могу передумать и не приютить бедных девушек.
То-то же! Я вам покажу кто в доме Батя!.. И подхватив самый тяжелый чемодан, принялся инструктировать, новых сожительниц:
— Тут кухня, там ванная. Дальняя комната – это детская, в ней будут спать Сами с Пяточкой. Самая' как самая не послушная, спит со мной. Буду за ней приглядывать, и, если что – сразу наказывать.
— Да господи! Как скажете, господин. – откликнулась девушка, приседая в книксене, а затем сунув мне кукиш под нос, добавила. – Вот вам, господин! А за лысую…я с тобой не разговариваю!
— Пяточка со мной тоже не разговаривает – и ничего… нормально себя чувствую!
Затащив вещи девушек в детскую комнату, как я ее назвал, там же разместили и Самую' с дочкой. А куда деваться… когда мне было нужно, она приняла меня без лишних вопросов и возражений.
Размещались да раскладывались до трех часов ночи, причем о сне никто и не помышлял. Изгнанницы деловито вынимали из сумок свои вещи и аккуратно раскладывали их — что в шкаф, а что в тумбы. Пяточка тут же, путаясь под ногами, выхватывала из стопок, понравившееся ей изделие, и сразу напяливала на себя. Чтоб больше не мешалась, я снова подхватил неугомонную пройдоху на руки, которая начала дрыгаться, запутавшись с ногами в одной из кофточек Самой', вызволил ее оттуда и снова передал девушке, которая быстро и на удивление ровненько сложила ту в образцовый квадрат, и между делом поведала, что поздно придя домой, столкнулась на пороге с разъярённым мужем, устроившим скандал, и на всю улицу обозвавший ее потаскухой и дрянью, да еще и замахнувшись чтоб ударить по лицу. Такой обиды, девушка не смогла больше стерпеть, потому собрав вещи и ребенка, ушла из дому.
Я ничего на это не ответил, каждый волен поступать как заблагорассудится. Но меня удивило, что муж, назвавший ее потаскухой, настолько обидел девушку что та решилась бросит его — уйдя свет за очи без каких-либо перспектив. А то, что она, предлагала незнакомому мужчине, в неподобающем виде, да пребывая в браке, зачать от него ребенка – за проступок не считала. Странная логика у этой женщины. Но вслух я ничего не сказал.
А женская часть нашей коммуны, разложившись и устроившись, даже и не думая ложится спать несмотря на позднюю ночь во дворе, принялась рыскать и шарится по квартире, заглядывая во все двери и все шкафчики да комоды.
— Вы бы уже спать ложились. – предложил я, зевая во весь рот.
— А тебе завтра что – на работу, папочка? – замурлыкала Самая' потершись о мое плечо.
— Сожительство в одном доме с тремя женщинами, это уже – тяжелый, физический труд!
— Бедненький. – погладив меня рукой по щеке и чмокнув нос, томно прошептала девушка. – Как же мне тебя жалко… но что поделать, видимо, мы – твой крест.
В это время, Пяточка которую я все же опустил на пол, подбежала ко мне, и обхватив мою ногу, тоже принялась ее гладить, видимо таким способом показывая, что ей меня тоже очень жалко, от того, что у меня есть такая как она. Ой – йой!.. Гладить тебе эту ногу – не перегладить.
Проводя смотрины жилплощади, мы наконец добрались до ванной, в которой обнаружилась куча замоченного белья и бедовые колготки. Девушка глянула на меня с немым вопросом в глазах, а с какого перепугу я на ночь глядя затеял стирку.
— Это не мое. Это – ее! – я сразу же обрубил претензии в мою сторону.
Но что же сделало это лохматое недоразумение, не далее, чем полчаса назад стоявшее по стойке смирно, боясь поднять на меня взгляд. А та, глядя на Самую' и одновременно указывая пальчиком в сторону меня, начала строить страшные рожи и в конце внезапно сделав резкое движение вперед, при этом издав непонятное "а-а —а", показала на свою попку и грязные колготки в ванной. Короткая пантомима, сводилась к тому, что это я напугал ее бедненькую до усрачки. Ну артистка… и ябеда!
— И каждую ночь, дверь шкафа со страшным скрипом будет открываться сама собою, и оттуда… — зловещим голосом начал вещать я страшную историю.
Пяточка громко заверещав, мигом убежала в свою комнату, при этом хлопнув дверью и скрипнув кроватью. Самая' лишь закатила глаза, и опустив колготки обратно в воду, спросила:
— Почему только колготки, а остальное где?
— Платье в моей комнате, оно не пострадало, часть вещей в корзине для стирки, а труселя оказались в столь плачевном состоянии, что я их фюйть… — и неопределенно махнул рукой в сторону окна.
— Ты серьезно?.. – лицо у девушки сделалось такое, будто одновременно хочет и плакать, и смеяться.