СПАСТИ УБИЙЦУ
Из записок нью-йоркского психотерапевта
Повесть
Содержание
У каждого свои проблемы
Иван и его палач
Психиатрия и тирания
Эпилог
У каждого свои проблемы
Глава 1
"Время уже близилось к ланчу, когда секретарша, наконец, постучала по стеклянной перегородке, отделявшей регистратуру от зала ожидания, и жестом подозвала Германа. Сказала, что Ричард Грубер ждет его в своем кабинете.
– Мистер Генри, входите! – заведующий клиникой или, как его называли коллеги, "Психиатр номер один", приподнялся в кресле. Он произнес имя Германа с ошибкой, вероятно, по созвучию с американским именем. – Рад познакомиться. Извините, что заставил вас ждать.
– Я тоже рад с вами познакомиться, – ответил Герман, протягивая руку.
– Значит, вы направлены к нам в интернатуру, – Ричард Грубер снова сел в кресло и внимательно посмотрел на нового практиканта.
Перед ним стоял худощавый черноволосый мужчина лет тридцати семи-восьми, аккуратно одетый. Все пуговицы белой рубашки застегнуты, узкий черный галстук спускается строго вертикально под сходящиеся лацканы пиджака. Брюки отглажены, туфли блестят. В общем, придраться не к чему.
Нельзя сказать, что Ричард Грубер был черств и безразличен к людям, отнюдь нет. Но проходить практику в его клинику постоянно направлялись "интерны" – будущие психиатры, психотерапевты, социальные работники, медсестры. Набравшись кой-какого опыта, они уходили, и на смену им тут же прибывали новые. Поэтому запомнить всю эту армию будущих работников системы здравоохранения мистер Грубер был абсолютно не в состоянии.
Сам он выглядел вполне представительно, в его облике, как говорят, "чувствовалась порода". Держался с достоинством, подобающим должности, говорил не спеша, используя простые и точные выражения.
У него было умное, приятное лицо англо-саксонского типа и густая темная шевелюра. Благодаря бережному отношению к себе, здоровoму образу жизни (бассейн, низкокалорийная пища, целительные кремы для кожи, специальные массажеры и приспособления по сжиганию жира) и определенному набору средств для поддержания внешней и, как он любил выражаться, внутренней гигиены, доктор Грубер сумел добиться завидных результатов – в свои шестьдесят он находился в великолепной форме.
- Петро Немировський — Возвращение колдуна
- Петро Немировський — Фавор, або бабусин онук
- Петро Немировський — Українська зима
- Ще 22 твори →
– Где вы сейчас учитесь? – спросил он Германа, легонько барабаня по столу пальцами.
– В Нью-Йоркском Институте гуманитарных наук.
– Что ж, неплохо. Полагаю, уже имеете некоторый врачебный опыт, уже работали с больными?
– Да, два года проходил практику в амбулаторных клиниках в Гарлеме и Бронксе.
– И сколько же вам остается учиться?
– Это мой последний год учебы в институте и моя последняя практика.
– Значит, вы уже без пяти минут доктор, – пошутил заведующий, взглянув на часы, висевшие над головой Германа. – Если не секрет, откуда вы родом?
– Из России, из Санкт-Петербурга.
– О, Сэйнт-Питэрбух! Много слышал об этом городе. К сожалению, никогда там не бывал. А в России вы тоже работали в психиатрии?
– Нет, там я изучал философию.
При слове "философия" на лице заведующего отразилось нечто похожее на удивление. Надо было чем-то заполнить пустоту, о чем-то разговаривать с этим, кажется, немножко нагловатым практикантом.
– Признаюсь, я в философии не силен. Правда, когда-то в юности пробовал читать Шопенгра-а... – он щелкнул пальцами, пытаясь припомнить имя немецкого философа. – Ну, наконец-то! Мы вас уже заждались! – воскликнул он, когда дверь отворилась. – Разрешите, Генри, представить вам миссис Сандру Уилсон. Она будет вашим супервайзером в течение года.
Герман поднялся и, шагнув навстречу, протянул руку вошедшей женщине – невысокой, в белом врачебном халате. На вид ей было около пятидесяти.
– Сандра – психотерапевт с многолетним стажем. Не сомневаюсь, что вы с ней сработаетесь и наберетесь у нее ценного опыта, – сказал заведующий.
– Конечно, сработаемся, – улыбнулась женщина. – Да, Гарри?
– Да, – ответил Герман, уже несколько раздраженный тем, что за последние пятнадцать минут его имя ни разу не произнесли правильно.
– Жду вас завтра в своем кабинете в девять, нет, лучше в десять утра. О'кей?
– Желаю удачи. Если возникнут какие-либо вопросы, жалобы, мой кабинет для вас всегда открыт, – сказал Ричард Грубер и, не переставая улыбаться, указал Герману на дверь: мол, все вопросы решены, и делать мистеру студенту в кабинете заведующего уже абсолютно нечего. Тем более что до ланча оставалось ровно пять минут".
ххх
Если бы я был профессиональным писателем, то, пожалуй, так бы начал описание событий, сыгравших поистине роковую роль в моей жизни.
Но, увы, мои литературные способности весьма заурядны. По образованию я – философ, когда-то окончил факультет философии в Питерском университете. Поступил в аспирантуру. Но, разочаровавшись в философии, не закончил диссертацию и бросил аспирантуру. Не знал, что делать дальше. С женитьбой у меня тоже как-то не складывалась.
И вдруг – выиграл в лотерею гринкарту! Практически не раздумывая, сложил вещи и полетел в Штаты.
Очутившись в Нью-Йорке, некоторое время решал, какую специальность выбрать. В итоге выбрал психотерапию.
Вот, собственно, предыстория моего появления в кабинете Ричарда Грубера – заведующего амбулаторной психиатрической клиникой госпиталя в Бруклине.
Глава 2
Для начала Сандра предложила мне ознакомиться с другими психиатрическими отделениями. Помимо амбулаторной клиники, в госпитале имеется отделение "Психиатрической скорой помощи", а также психбольница, которую сами больные шутливо называют "ку-ку хауз" (дом кукушки)*.
По словам Сандры, любому психотерапевту полезно знать, так сказать, круговорот пациента: каким образом он попадает из "скорой" в психбольницу, а потом – и в амбулаторную клинику. К тому же Сандра уходила в отпуск и не хотела, чтобы в ее отсутствие я болтался без дела. Поэтому я отправился в отделение "Психиатрической скорой".
Больных туда, как правило, доставляют в машинах, и нередко – в сопровождении полиции. Не всё там так ужасно, не всё. Некоторые пациенты ведут себя тихо: лежат на кроватях или сидят в креслах в ожидании, когда их вызовет дежурный врач и решит, куда им направляться дальше.
Изредка попавших в "Психиатрическую скорую", после осмотра дежурного врача, отпускают на все четыре стороны.
Случается, что туда приходят и добровольно. Помню одного такого добровольца. Чернокожий парень атлетического телосложения пришел и признался, что его неприязнь к бывшему мужу его нынешней подруги достигла критической отметки. Желание убить превратилось в идею-фикс. Он легко может раздобыть пистолет. Но не хочет из-за "придурка" садиться в тюрьму. Попросил у врачей успокоительных таблеток и чтобы его на время "закрыли".
Желваки вздувались на его скуластом, небритом лице. Меня же поразил тон его голоса – ровный, почти ледяной, и очень медленный темп речи…
А еще пришел, помню, тихий такой пуэрториканец лет шестидесяти. Сказал, что хочет покончить с собой. Дескать, больше не может справляться с навалившимися жизненными проблемами: постоянными увольнениями, болезнями, одиночеством. День и ночь видит перед глазами Бруклинский мост и себя, перелезающего через высокие перила. Говорил спокойно, не переставая виновато улыбаться...
Но большинство пациентов в "Психиатрическую скорую" все же попадают в состоянии тяжелого бреда, с галлюцинациями. Удары головой о стены, вопли, попытки схватить со стола ручки и карандаши, ошибочно принятые за ножи, вмешательство госпитальной полиции с наручниками, шприцы в руках медсестер – всё это будни "Психиатрической скорой", рутина.
Провел я некоторое время и в психбольнице – "ку-ку хауз"е, куда пациентов, уже переодетых в больничные халаты, переводят из "Психиатрической скорой".
Психбольница – место не самое привлекательное. Окна там затянуты металлическими сетками, доступ к лифтам преграждают стальные раздвижные решетки на замках. У палат с "буйными" сидят санитары. Жесточайший внутренний режим. Объявления в динамиках передаются строгим голосом: всем идти на обед или к окошку за лекарствами. Больные накачаны психотропными лекарствами, медленно, не произнося ни слова, передвигаются по коридорам, шаркая тапочками.
Почти все они, невзирая на свое состояние, хотят одного: поскорее оттуда вырваться. Меня представили некоторым пациентам, сказав им, что я – студент, прохожу в госпитале интернатуру. Оставшись со мной тет-а-тет, больные тут же начинали доказывать, что они абсолютно здоровы, уже вылечились, и упрашивали, чтобы я их выписал. Я извинялся, пытаясь растолковать, что выписка не в моей компетенции, что я простой практикант. Но они либо не понимали, либо не верили, что я говорю правду. Как только до них доходило, что я действительно не могу их выписать, они тут же теряли ко мне интерес.
Только самые смекалистые из них понимали, что освобождение из больницы напрямую зависит от выполнения трех золотых правил: не надо ничего требовать, нельзя ни на что и ни на кого жаловаться, и самое главное – следует без разговоров принимать все лекарства.
Однако усвоить эти правила могли далеко не все и не сразу.