Хотя мне абсолютно все равно. Вообще мне читателям нечего сказать, кроме того, что выходит моя новая картина и...
И пошло. Мне даже вопросов задавать не пришлось, он говорил все сам. Говорил, говорил, а я, затаив дыхание, старалась в тему, улыбаться или сокрушенно покачивать головой, о чем-то спрашивать, только, чтобы он побольше мне всего натрындел. Так мы проболтали минут двадцать. Наконец он спохватился!
-Слушай, я сейчас попою, прорепетирую с ребятами, ты послушай. Потом продолжим! Может, еще напиши о том, как я пою...
Надо отметить, что особого таланта к пению у Горбушина не было. Мне даже смешно становилось смотреть на то, как сорокалетний, солидный мужик с известным именем строит из себя музыканта! Пытается петь без голоса и слуха, под бешеный грохот барабанов и нежную игру двух девочек-скрипачек. "Он, что не понимает, что каждому свое? Снимается себе в фильмах, ну и пусть бы снимался! Так нет петь захотелось! Мудак, не позорился бы!"— презренно размышляла я. "Вот тебе и журналистика! Это только начало! А что дальше будет? КВ" — фуфло! Хорошо так говорить! А если мне там деньги платят?"— роились лихие мыслишки в моей голове. В принципе, я даже не работала в этой газете, лишь где-то раз в месяц приносила по две-три статьи в редакцию и получала за это, как для студентки, приличные деньги.
-Весело идем по свету... Йо-йо-йо! — громко кричал со сцены Горбушин, пытаясь изобразить из себя коня, как в мультике "Бременские музыканты". Я улыбалась...
В промежутке между одной из песен Горбушин подбежал ко мне и ткнул в руку две карточки. Я даже не успела его поблагодарить, как он опять очутился на сцене. Это были приглашение в клуб на завтрашнее празднование трехлетия "АК". Потом он опять подбежал ко мне и мы снова записывали интервью.
Домой я вернулась довольная, с массой новых впечатлений. Долго-долго я рассказывала в этот вечер Оле о своем многотрудном интервью с Горбушиным. Но главное — я его все-таки записала!
Клубная ночь
II
Мы только что покинули метро и пытались сориентироваться, как правильно выйти из подземного перехода.
-Сюда! Сюда! — доказывала мне Оля. — Ну, куда ты поперла?
Я молча, повинуясь ее решительности, последовала к указанному выходу. Начали подниматься по высокой лестнице. Внезапно на ступеньках показался придурок со спущенными штанами и блаженной лыбой. Дрочил гад, еще и лыбился, глядя нам прямо в глаза!
Реакция была моментальной — мы шарахнулись от него в противоположную сторону и побежали изо всех сил. Страшно все-таки, поздно, в переходе никого. Но когда мы, наконец, выбрались из этого чертового перехода и очутились на более-немение людной улице, меня затошнило.
-Недоносок! Ничего так хорошенькое начало клубной ночи! — нервно рассмеялась Оля. Похоже, ей было точно так же гадко, как и мне. Мы закурили, чтобы отвязаться от неприятного впечатления.
-И как ему не холодно? Черт его знает! Но мы явно не туда пошли.
У входа в клуб, парковались машины, народ потихоньку собирался, доносились звуки музыки и громкий смех. В самом помещении туса шла уже во всю. "Однако, живенько тут сейчас!" — размышляла я, вспоминая, как малолюдно и относительно тихо было здесь вчера. На небольшом танцполе вплотную танцевала молодежь, но видны были и упитанные фигуры тридцатилетних мужиков. Дело в том, что в этом клубе собиралась довольно специфическая публика. Специфика же ее заключалась в неимоверно толстом кошельке. Вот и приходили сюда в основном дядьки с толстыми кошельками и подобными фигурами, или тусовались бабы-стервы с жирными слоями пудры и приблизительно такими же задницами в поисках развлечений, естественно, имея на это достаточную сумму денег в элегантной сумочке, скажем, от "VERSACHE" или от "ISL", или, или, или... да какая разница, в прочем? Одни мажоры! Да и что здесь делать таким бедным студам, как, скажем, я и Оля, когда вход на сегодняшнюю вечеринку от пятидесяти гривен? А у тебя денег — ни хуя! Домой ехать... Так придется ждать шести часов, пока не откроется метро.
Оля принесла мне бокал шампанского, благо оно было сегодня в честь праздника бесплатным, и я медленно потягивая его, прискорбно размышляла о том, зачем вообще поперлась в этот клуб. Сестра не парилась, как я, и уже успела раззнакомится с какими-то двумя чудаками. Я же никак не могла расслабиться, напрягала меня страшно эта нездоровая мажорная атмосфера.
В это время на сцене появился Горбушин. Он был смешон и жалок в своем сценическом костюме клубного мальчика. Глядя на него, я горько улыбнулась. Синенькая, расстегнутая рубашонка, висящая на его худощавом теле, словно на вешалке, непонятно каким образом подобранная, большая, красная кепка блином, зелено-салатовые очки, ужас!!! Потом этот модный молодежный походон! Мужику сорок лет! Он актер с именем! Н-да... Наверное, я чего-то не понимаю в этом мире! Горбушин запел. По моему наблюдению, народу нравилось. Кто-то радостно выкрикивал: "Еще!", кто-то неистово прыгал под его музыку. Все это был пьяный, жаждущий развлечений народ, я же непрерывно пила спиртное и вскоре почувствовав легкий хмель в голове, немного расслабилась, отбросила свои никому не нужные размышления и пошла танцевать. Когда я наплясалась вдоволь и немного устав, решила отдохнуть на своем прежнем месте, оно оказалось занятым. Пришлось искать другое...
-Это место свободно? — громко спросила я у какого-то мужика, одиноко сидящего возле свободного стула.
-Да... Садись! — широко заулыбавшись ответил он.
Чувачок этот сразу мне напомнил репера-скандалиста Эминема. Словно его старший брательник, ну лет эдак на шесть старше. Естественно старшинство отразилось во внешности. Незнакомец не красил волосы, не носил сережек в ушах, прикид его был не такой уж отъявленно реперский, скорее даже гопярский (до сих пор не могу понять на фига он одел жилетку очень похожую на охотничью). Ну, и лицо, конечно. Более серьезное, умудренное жизнью, с морщинками у глаз. Да и, не смотря на то, что я была тогда, мягко говоря, не совсем трезва, мне сразу же не понравился его взгляд. Какой-то он у него тяжелый, оценивающий и пробирающийся к тебе вовнутрь.
-Юра! — сказал он, протянув мне руку.
Я пожала его руку и, загадочно улыбаясь, ответила:
-Каролина.
"И все-таки я его где-то видела. Только вот где? Ну, ни Эм же он в конце концов" — весело мутилось у меня в голове.
-Ты учишься?
-Ага! В Шевченко! А ну-ка, угадай, на каком факультете...— не это определенно меня забавляло.
-На юридическом!
-Не-е-е...
-Хорошо, учительницей будешь...
-Не-е-е...
Место освободилось и рядом села Оля. Она слегка меня дернула за рукав и тихо спросила:
-Ты знаешь кто это?
-Какой-то Юра!
-Это Юра Кацнальбоген, режиссер из Театра классики. Ну, помнишь, когда я брала интервью у Горбушина, я ж тебе рассказывала. Этот Кацнальбоген приперся тогда. Они друзья большие с Лешей, — быстро зашептала сестра на ухо. — Спрашивай его о чем-то, не тормози!
Конечно же, я помнила, как Оля долго рассказывала о своем неприятном, тягостном впечатлении после знакомства с этим Юрой. Тогда я не могла понять, почему он произвел на нее такое большое впечатление. Однажды в Театре классики Оля подвела меня к фотографиям труппы театра, отыскав фото Кацнальбогена, громко воскликнула: "Правда, неприятный тип?" "Да, нормальный..."— равнодушно ответила я, разглядывая черно-белую фоту.
Я неожиданно глупо заулыбалась, показывая на Олю, сказала:
-Это моя сестра — Оля! — а Оле, естественно, показывая на Юру, воскликнула. — Юра!
Довольная, что исполнила свой долг, я тихо наблюдала, как Кацнальбоген улыбаясь и кивая головой, протянул через меня сестре руку (мы сидели возле стенки, то есть по прямой линии), как Оля нагибаясь, сделала тоже самое. Что дальше делать — не знаю? Надо чего-то говорить, только голова совсем не соображает.
-А я в КИСИ учусь, — совершенно не в тему сказал он.
Я ехидно заулыбалась и подумала про себя: "Вот бздун!!! Ну, да ладно!"
-Просто, у меня здесь друзья, так могу часто тут бывать. А ты?
-Нет. Иногда. Бываю тут. Нравится, как Леша поет?
-Ни-че-го-го...
-А помаши ему ручкой.
-Зачем? Он итак знает, что я здесь сижу! — недоумевая, говорил Юра. Его выражение лица резко поменялось, улыбочки куда-то исчезли. Он стал серьёзным.
-А Горбушин часто бывает у вас в театре?
У Юры глаза стали круглыми и удивленными.
-Да нет... Редко... А что? Мы с ним, в принципе в одном дворе выросли...
Юрен понял, что я его просекла, но вида не подал. Но как-то это его насторожило, напрягло, что ли и он уже не мог нормально со мной общаться.
-Пошли, потанцуем...
-Пошли...- ответила я и молча пошла впереди Юры.
Как раз начался медляк. Он близко подошел ко мне, а я, чтобы не показаться ему полной дурой обвила его шею руками и нарочно прижалась грудью. Этот ход ему понравился. Юра неожиданно подобрел и пригласил меня в театр на свой спектакль. Оправдываясь, он мне пытался пояснить, что не любит говорить о работе, мол "Я же не знал, что ты знаешь, кто я". А в прочем он был не многословен, танец действовал на него самым возбуждающим образом, и ему было не до разговоров. Он наклонился к моей шее, стал целовать, а руки опускались все ниже, ниже, ниже, движения становились порывистыми, полными страсти и желания. Меня жутко прикалывала эта его лихорадочная возбужденность. В голове творился полный хаос... Я хорошо запомнила свежий аромат его одеколона... Но вскоре меня прошибла неприятная мысль: "А ведь у него дома, наверняка, жена, дети плачут... А он тут молодится! Что, если спросить, как твоя супруга? Какая будет реакция? Хотя обручального кольца не видела".