Історія Русів

Козацькі літописи

Сторінка 2 з 2

***

Почувствовав гетман Хмельницкий приближающуюсь кончину свою, созвал в Чигирин чиновников и начальников от войска и урядов и товариство с знатнейшими козаками и им, собравшимся к нему в дом, объявил состояние дел нации и все тогдашние министерские обстоятельства. А затем, исчислив прежние на отечество напасти и происходившие от того тяжкия войны, в которыя они так славно и великодушно подвизались и перенесли бедствия собственным своим мужеством и достохвальным между собою согласием, заключил тем, что он, чувствуя приближающуюсь кончину свою, с сокрушением сердечным и прискорбием душевным оставляет их на произвол судьбы и советует им не ослабевать при случае надобности в мужестве и подвигах бранных, держась всегда единодушного согласия и братской дружбы, без чего никакое царство и никакое общество стоять не может. "А я, — продолжал Хмельницкий, — благодарю вас, братия, и за послушание меня в войнах и за свое гетманство! Благодарю за те достоинства, которыми вы меня почтили, и за ту доверенность, которую вы мне всегда оказывали! Возвращаю вам все знаки и клейноды, достоинство и власть оную означающие, и прошу вас простить меня, в чем я, яко человек, кому-либо из вас погрешил или кого огорчил. Намерения мои об общем благе были чистосердечны и истинны, и я всего себя посвящал отечеству, не щадя здоровья своего и самой жизни. Но каждому угождать не возродился еще никто из человек. Итак, в рассуждении общего добра, позвольте еще попросить вас сделать мне последнее удовольствие: изберите себе гетмана при моей жизни, которому б я мог открыть нужные тайны и дать полезные советы в правлении. А как в нынешнее критическое время надобен в гетманы самый искусный, мужественный и опытный человек, то я представляю вам таковыми полковников, переяславского Тетерю и полтавского Пушкаренка, да писаря генерального Виговского. Из сих изберите вы одного, кого по общему совету заблагорассудите".

Чины и козаки, возрыдав горько от изречений гетманских, так трогательных и их поразивших, а паче о приближающейся кончине его и своем сиротстве начали вопить: "Кого изберем на место твое? И кто достоин наградить отеческие к нам заслуги твои и нашу в тебе потерю? Сын твой, Георгий, да наследует место и достоинство твое! Он один пущай над нами начальствует, и мы забыв и презрев великие твои к нам благодеяния и бесстыдны были б мы, если бы предпочли ему кого другого, забыв и презрев велекие твои к нам благодеяния и беспримерные для отечества подвиги". Гетман, благодаря чинам и войску за их к нему признательность, отвращал выбор их на его сына, доказывая, что он очень молод и к подъятию такой великой должности и в такое критическое время еще не надежен. "А вы благодарность свою ко мне можете над ним оказать другим образом; равно и он может отечеству служить в другой степени, по мере способности своей и лет. А в должность гетмана избирать надобно человека возмужалого и во всех качествах и способностях опытами дознанного". Собрание, возразив гетману, что молодость сына его можно подкрепить добрыми советами и надежными советниками, которых по знанию своему избрать сам может, приговорили единогласно, что лишить его отеческого достоинства мы никого не допустим.

Гетман, по упорному настоянию собрания, согласясь на его волю, пригласил к себе сына своего Георгия и поручил собранию со изречением: "Вручается он в покровительство божие и в вашу опеку, и анафеме предаю того, кто совратит его с пути истинного и сотворит притчею во языцех и посмеянием в людех! Предаю и самого его, если он пойдет путем строптивым и удалится от правоты чести и христианских добродетелей; и завещеваю ему на всю жизнь его служить отечеству верно и усердно, блюсти его, яко зеницу ока и пролить за него всю кровь свою, ежели она будет ему полезна и спасительна! Более сея жертвы я ничего другого от него не требую, и сие да будет ему всегдашним моим паролем и лозунгом! А вас прошу и заклинаю подкреплять его благими советами и постоянным мужеством которое всему племени нашему славянскому есть искони сродно и наследственно". За сим вручены гетманом сыну его клейноды войсковые и печать национальная со всеми документами и делами письменными; и он по обычаю поздравлен и прикрыт от чинов и товариства знаменами и шапками и провозглашен гетманом с пальбою из пушек и ружьев и с музыкою войсковою игравшею по городу на всех перекрестках и площадях, а в полки и города разосланы нарочитые с универсалами. Происходил же и совершен выбор сей в 7 ден августа 1657 года.

Старый гетман пред кончиною своею имел еще совет с чинами и товариством и на нем избраны советниками и опекунами к молодому гетману: писарь генеральный Виговский и полковник полтавский Пушкаренко, бывший уже в походах наказным гетманом. И старый гетман, последнего дня в своей жизни побывши с сыном своим и его советниками несколько часов наедине скончался 15 августа пополудни. Вопль и стон домочадцов гетманских и выстрел из домовой пушки возвестили в городе о смерти гетмана. Войско и народ всякого чина и сословия наполнили тотчас дом гетманский у его окружили. Плач и рыдание раздирали воздух, и сетование продолжалось повсеместное и неизреченное. Все оплакивали его, как родного отца своего; все вопили: "Кто теперь поженет врагов наших и защитит нас от них? Померкло солнце наше и мы остались во тьме на расхищение волков алчных!"

Достоинства сего гетмана и подлинно стоили оплакивания всенародного и таких людей судьба божия веками только производит в человечестве для нарочитых ее намерений и устроений. Он при превосходном своем разуме был весьма добродушен и справедлив, в делах национальных совершенный политик, а в войне неустрашимый и предприимчивый вождь. Храбрость его равнялась равнодушию. В победах своих никогда не тщеславился, а в неудачах вовсе не унывал. Терпение его в тягчайших трудах и подвигах никак ему не изменяло. Голод и жажду, холод и зной сносил он с совершенным спокойствием. Отечество свое и народ так любил, что покоем своим, здоровьем и самою жизнью всегда ему жертвовал без малейшего роптания. Словом сказать, был совершенный в народе верховный начальник, а в войске беспримерный вождь.

Похорон гетману учинен с великим, но печальным триумфом и со всеми воинскими и гражданскими почестями. Тело его в провожании многочисленного воинства и народа перевезено из Чигирина в собственное местечко гетманское Субботов и тамо погребено в монастырской его церкви с надписями и эпитафиями. На стороне гроба выставлен под балдахиною портрет гетманский с сею надписью:

"Сей образ начертан козацкого героя,

Подобна грекам тем, от коих пала Троя!

Помпеи и Цезарь, что были у Рими,

У русов значил то Хмельницкий делами своими:

Польшу он низложил козацкими полками,

Татар и турков устрашил теми же войсками;

Наказав варварство, пресек вероломство,

Вечно не забудет того польское потомство.

Унию он опроверг, благочестие восставил,

Ревность в том свою в род и род прославил;

Непобедим во бранех, благой восприял конец:

Из сына в отечестве достойнейший ему явился отец".

Причиною смерти гетманской полагают некоторые писатели продолжительную отраву, поднесенную ему одним знатным поляком, сватавшимся на его дочери, а после скрывшимся. Но то уже достоверно, что на седьмой год по его смерти при впадении в заднепровскую Малороссию. турецких войск с султаном их Нурадином соединившись с ними поляки, напавши на местечко Субботов, разорили его до основания и кости Хмельницкого, вырывши из гроба, сожгли вместе с церковию и монастырем тамошним и тем кончили варварское свое и подлое над мертвым мщение.

* * *

Король шведский, с армиею своею и Мазепою зимовавший до праздника рождества Христова в Ромне и его окрестностях, перешел после праздника в город Гадяч и в его околичные селения, а в Ромен и его окрестности посланы от государя малороссийские войска для разорения и опустошения тех селений. Экспедиция сия на Роменщину значила две политические причины доказующие отменную проницательность и правоту великого министра и любимца царского, Меньшикова9, их придумавшего: одну — наказать роменцев за прием к себе в квартиры армии шведской, от которой и самая армия российская весьма удалялась, а другую — испытать как на пробном камне верность и усердие войск малороссийских. И сии войска, быв как бы ушибены и обезумлены тогдашним хаосом, с зажмуренными глазами и окамененным сердцем руйновали свою невинную братию, роменцев, прямо, как неприятелей своих. Жилища их были разорены и сожжены, скот отогнан и роздан по армии как добычный, и все приведено в запустение, а народы тамошние сильнейшие, пробегая сквозь руки своих гонителей, удалялись на рубежи великороссийские под протекцию великих тамошних бояр и оселили собою знатные слободы: Юнаковку, Михайловку и премногие другие, известные поныне под названием "Вольных черкассов". Слабые же и немощные скитались в своих развалинах и погребах, между головнями и снегами и исчезали медленно в отечестве своем и при гробах предков своих. И так роменцы сугубое претерпели разорение за то только, что были несчастливы. Шведы, навалившись на них целою армиею и знавши, что их малороссияне везде убивали, поступали с ними, как с своими завоеванными неприятелями, и уже больше не говорили: "Мы ваши, а вы наши"; а дана им была такая воля от короля, как черту на Иова, т. е. души только не коснись. Последний же удар над ними совершили единородные и единоверные их братия, козаки малороссийские, ужасавшиесь дел рук своих.

Между тем, приближавшаясь компания 1709 года показывала великий урок для обоих воюющих монархов и народов, и сей самый год стал замечательною эпохою истории Северной и всея Европы. В нем-то сбылось неожиданное падение и уничтожение Швеции, а возвышение России. Монарх российский, хотя и видел армию шведскую, уменьшенную в Малороссии до половины, и что войска его столько возмужали и укрепились, что уже могли стоять против шведов, втрое от них меньших, однако, не надеясь на счастие свое, столь мало ему благоприятствовавшее, и опасаясь, чтобы дела его не приняли худшего оборота, посылал и в сем году, и почти накануне последнего и решительного сражения отзывы свои королю шведскому, соглашая его на мирные предложения, которыми оставлял ему все прежние требования на Ингерманландию и Финляндию, а выговаривал себе одну только пристань на Балтийском море с городом Петербургом и Шлиссельбургом. Но король шведский, упоенный славою завоевателя и всегдашними своими победами, отвергнув те предложения, сказал посланникам царским и иностранным посредникам, на мир его соглашавшим, что "помирится он с царем в столичном городе его Москве, где принудит московцев заплатить ему 30 миллионов талеров за военные убытки и покажет царю, над чем и как царствовать". Государь таким жестоким отказом став безнадежен на мирные успехи, начал стягать войска свои в окрестность Полтавы, а на держанном при том военном совете приговорено от всего генералитета дать шведам решительное сражение во что бы то ни стало.

Король шведский хотя и знал, что армия его знатно умалилась и усилить ее неоткуда, да и во всех воинских снарядах и запасах был крайний недостаток, и что счастие, прежде от него неотступное, начало в Малороссии переменяться всегдашними неудачами, но надеясь на храбрость своих воинов и пытаясь собственною своею отвагою, которая из детства вкоренилась в нем от воспитания и внушенных при том фальшивых правил о известной предестинации или предопределении, за одно почитаемом им с языческим неизбежным роком, и что они будто заставляют человека вдаваться во все опасности, презирая самые невозможности вопреки здравого рассудка, природою нам внушенного. По сим правилам предприняв продолжать с Россиею войну самую отчаянную, выступил из квартир своих в начале апреля месяца того же 1709 года и расположил стан свой при местечке Будищах, а там простояв до половины мая и наскучив праздностию, вздумал осадить город Полтаву в надежде получить в ней великие сокровища и запасы по заверению спутника своего, Мазепы. Осада и приступ на город были жестокие и страшные в правилах воинских. За неимением осадной артиллерии и мортир с бомбами шведы напали на бастионы с ружьями и палашами и несколько их взяли. Но комендант полтавский, иностранец Аларт с солдатами и пешими козаками встречали их артиллерию, а провожали и опрокидали с валов копьями. Подоспевшие ж из армии свежие войска российские, с луговой стороны в город прошедшие, и совсем ту осаду уничтожили, и король, собираясь после того не перепустить чрез реку Ворсклу российской армии, для переправы к ней приступившей, поехал с двумя своими гвардейцами ее рекогносцировать, а наехав ночью на козацкий пикет, хотел его сбить и для того, напав на него собственною своею особою, колол козаков шпагою; но они, сделав на него исправной выстрел из своих гвинтовок, убили одного гвардейца, а короля тяжко ранили в ногу и расшибли ее голень. И так король к прежним недостаткам армейским нажил и свой собственный, став об одной ноге. Случайность сия, хотя была не из сонма предестинаций, а от самопроизвольной и неприличной королю запальчивости, однако давала ему знать, что к личному командованию сражением он неспособен и должен от него удаляться и спасать свою армию.

Обе воюющие армии собрались в Полтаве в июне месяце и расположились одна в виду другой, укрепив себя шанцами и другими нужными окопами. Армия российская состояла из 76 000 и в том числе малороссийских отборных войск, оставшихся от командирования прочих к прикрытию границ, было 20 000 под командою генеральных старшин и прежде бывшего наказного гетмана заднепрского, Семена Палия, сысканного из сибирского заточения, который, быв отлично искусен в наездах и разорвании соединенных фронтов, много пособствовал в победе неприятеля. Шведская армия немногим превосходила 20 000 да Мазепиных войск, собравшихся к нему из раскассированных компанейцев и сердюков, не более было одной тысячи; но они с самим Мазепою во всякое время оставались при обозах своих и шведских, уклоняясь всегда от сражений с россиянами и содержа против них самый строгий нейтралитет, выговоренный Мазепою у короля шведского и объявленный в декларациях его во всей Малороссии... Наконец, в 27 день июня 1709 года совершилось то сражение, которое решило судьбу России и Швеции, удивило Европу и сделало перелом в политике держав и в жребии королей: низверженного и вновь возведенного, разумея польских. Сражение сие начали шведы на самом рассвете и конницею своею напали на регулярную конницу российскую и прогнали ее за ее шанцы. Но начальник козацкий Палий, с козаками своими напав тогда на шведов в тыл и на фланги і их фронтов и прорвавшись в интервалы, сделал великое им поражение копьями и из ружьев, от чего они, смещавшись, побежали к своим шанцам и потеряли генерала своего Шлипенбаха, взятого в плен. Козаки, преследуя шведов до их шанцев, провели позади себя сильную колонну пехоты российской под командою генерала Меньшикова, и она, напав на шанцы шведские и сделав сильный залп из пушек и ружьев, увалилась в них штыками и погнала шведов во все стороны. Таким образом обовладели шанцами и взяли в плен командовавшего ими генерала Розена со многими офицерами и рядовыми. Шведы после сего собрались и построились вновь между шанцами и обозами своими на открытом поле и ожидали нападения россиян. Государь выстроил и свои войска против шведских, поставив всередине пехоту с артиллериею, а по флангам конницу. Сражение возобновилось: пальба продолжалась с обеих сторон более трех часов; наконец, шведы, не имев артиллерии и претерпев от россиян великий урон, показали во фронте своем многие интервалы или пустоту, а Палий, сие приметя, тотчас ворвался в них козаками и произвел всеобщее замешательство в неприятеле. Случившийся во весь тот день великий туман пособствовал козакам обхватить их с тылу и во фланги, а шведам помогал он скрыть свое отступление с места баталии.

Сие началось порядком ретирады, но после, смешанные козаками, обратились шведы в бег. Россияне, гонясь за ними в тумане, побрали в плен фельдмаршала их Реншильда и двоюродного брата королевского, принца Виртембергского, а министра и любимца королевского, Пипера, нашли в обозе шведском с канцеляриею его и казною; обоз со всем лагерем достался победителям. Король шведский, во время сражения не могши ездить на лошади верхом, по причине раненой своей ноги, носим был солдатами на носилках между рядами своих войск, коих поощрял он к сражению, держа в одной руке пистолет, а в другой шпагу. Но как он при поражении и замешательстве войск несколько раз был с носилок опрокинут на землю, и раненая нога его, вновь зашибенная, причинила ему боль несносную, то от того он впал в обморок и был долго в беспамятстве. И в ту пору генералы его, положа короля в коляску, выправили его вниз по течению реки Ворсклы к Днепру, куда и остатки армии шведской бежали с намерением переправиться чрез ту реку. Мазепа с штатом своим также туда убирался и был шведам единственным проводником, показав им одну только сию услугу между бездною зол от прожекта его шведами претерпенных.

Король, опамятовавшись в дороге, требовал к себе любимца своего, Пипера, но ему отвечали, что ни Пипера, ни армии его при нем нет, а осталось все то при Полтаве, в плену у московцев, сопугствует же ему один Мазепа. Тогда он возопил: "Ах, боже! Все мое погибло, а только грех мой предо мною есть выну!" Достигнув Днепра, они остановились при устье реки Ворсклы, и когда все остатки шведские туда стягались, Мазепа между тем промышлял о переправе через Днепр и, по счастию, собрал несколько лодок запорожских рыболовов. Король, садясь в них с Мазепою, прощался в слезах с генералом своим Левенгауптом, подоспевшим тогда с войсками, и выговорил ему, "что лучше бы желал он в сей реке утопиться, чем вас оставлять на жертву неприятелю!" А когда Левенгаупт еще спрашивал у него монаршего приказания, что ему делать, как атакуют его московцы, остающегось без амуниции и провианта, король на сие отвечал: "Делайте то, что общим советом приговорите; а я не знаю сам о себе, что со мною будет; предаюсь в волю божию и вас тому поручаю, прося всех вас простить меня за все те несчастия, в которые вы мною повергнуты". Потом, оборотясь к Мазепе, сказал ему со вздохом: "Ах, Мазепа! Ты-то меня и армию мою погубил своими обнадеживаниями!" И с тем отплыл за Днепр. Переправилось чрез сию реку около 1000 шведов, не военных, а более придворных и других штатов, и они с королем, прибыв к границам турецким, переправились чрез реку Буг в пределах очаковских помощию паши тамошнего, который проводил их до города Бендер, где пробыл король по известное в истории время, а Мазепа того же года сентября 6-го дня от печали умре...

* * *

Император в том же году предпринял путь реками, впадающими в Волгу, к городу Астрахани. Армия его следовала туда сухим путем, в которой малороссийских казаков находилось 12 000 под командою наказного гетмана полковника миргородского Данила Апостола и полковника прилуцкого Игната Ґалаґана и киевского Антона Танского. От Астрахани сделан поход всею армиею к границам персидским, и армия, проходя жилища горских и каракалпацких татар к реке Тереку покорила многих из их владельцев, а достигнув персидских границ обовладела городом Дербентом, почитавшимся за ключ Персии с сей стороны. Поход сей, в рассуждении военных действий с азиатическими народами, нимало не отяготил войск российских, и все им уступало и покорялось при первых перестрелках и сражениях. Но в рассуждении положения земли тамошней, ее гор и утесов, а паче по причине жаркого и сухого климата, был он для народа здешнего крайне несносен и губителен, и войска возвращались оттоль в самом жалостном состоянии, без лошадей и провианта, имевши вид иссохший и близкий к египетским мумиям, а знатная часть их померла и растеряна в скалах и пропастях горских. Сверх сих, возвращающихся из Персии войск, в начале 1723 года командировано еще 12000 малороссийских козаков на Коломак в команду фельдмаршала Михаила Михайловича Голицына10, при всех своих начальниках, где они пробыли до успокоения границ от Персии и Крыма, которые тогда тревожились.

В отсутсгвие императора генеральные малороссийские старшины с правил елем Полуботком11 сделали представление в сенат о неумеренных налогах и податях, установленных бригадиром Вельяминовым12 на всех чинов и козаков малороссийских, без уважения их состояний и привилегий, и вопреки самых договорных статей, с гетманом Богданом Хмельницким заключенных. Сенат по тому представлению, насланным в коллегию указом, увольнил было всех старшин и козаков от всех податей, уважая их службу на своем коште и в собственном вооружении производимую, которая несравненно более стоит, чем те подати. Но государь, возвратившись из дербентского похода, по доносу Вельяминова, опять велел подати оные взыскивать, не обходя никого и не уважая ничего, а просивших о том старшин генеральных и Полуботка сыскать к ответу в Петербург чрез нарочного курьера. По чему они в июне месяце 1723 года туда от коллегии выправлены, а именно: полковник Полуботок, судья генеральный Чорныш, писарь генеральный Семен Савич и бунчуковые товарищи Иван Корецкий из Стародуба, Карпика из Переяславля. Гребенка из Гадяча, да при них канцеляристы войсковые Володьковский, Ханенко и Рамонович. Чиновники оные, прибыв в Петербург и представ пред государя своего, просили его найубедительнейше, стоя на коленях, о пощаде отечества своего, угнетенного до крайности налогами и всех родов притеснениями, производимыми бригадиром Вельяминовым и его коллежскими чинами, и просили еще о восстановлении прав их и привилегий, договорными статьями и мирными царскими грамотами подтвержденных, и чтобы по ним позволено было им избрать себе гетмана вольными голосами. Государь, по внушению прежнего и единственного гонителя малороссийского, Меньшикова, всегда преследовавшего малороссиян с крайнею злобою и мщением, назвав их изменниками и вероломцами, повелел истязать их и судить тайной канцелярии, а квартиру их, бывшую на Троицкой пристани, подле кофейного дома, обнять крепкою стражею. Тайная сия канцелярия не сходствовала ни с какими гражданскими и духовными судилищами и их правами и обрядами, а была она единственною в своем роде и во всем мире и только подобилась несколько священной римской инквизиции. В ней не принимались доказательства и оправдания ни письменные, ни свидетельские, ни совестные, т. е. под присягою; но испытывали и взыскивали в ней собственного признания в возводимых винах или подозрениях. Не признающий себя виновным должен вытерпеть то пыткою чрез три приема или перемены и разными орудиями, а наконец огненными, т. е. раскаленною железною шиною и зажженною серою. Таким образом, когда писарь генеральный Савич в оной тайной канцелярии вопрошаем был самим государем: "Знает ли он о злом умысле товарищей его и соотечественников, кои душили баранов?", а он отвечал на сие с обыкновенною тогдашнею малороссийскою вежливостию: "Не скажу Вашеци!", то за сие изречение, за сию вежливость встречен был на первый случай хорошею пощечиною, а дальше приговорен в пытку. По счастию Савича, ожидавший здесь очереди своей канцелярист Володьковский объявил государю, что речение Савичево: "Не скажу Ващеци!" не значит упрямство или умышленное запирательство, а значит оно то, что по вежливости говорится иными: "Не могу доложить вашему величеству" или по простосердечию говорят: "Не знаю". Государь, хотя уважил объяснение Володьковского и приостановил пытку Савичу, но посылал в Малороссию нарочного чиновника справиться, подлинно ли речение оное употребительно в Малороссии; и посылка сия стоила казне 70 рублей, кои с Савича и взысканы; а он, между тем, просидел до возвращения посланца в тяжкой неволе. Проведши тайная канцелярия в изысканиях своих более 4-х месяцев, 10-го числа ноября осудила чиновников малороссийских на вечное заточение и лишение имения их в пользу государя и его казны. И когда объявили им учиненный ею о том приговор, то полковник Полуботок присутствующему при сем государю императору сказал: "Вижу, государь, и понимаю, из какого источника почерпнул ты злость тую, которая не сродна сердцу твоему и неприлична характеру помазанника божия. Правота и кротость, суд и милость — суть единственное достояние всех монархов мира сего, и законы, управляющие всем вообще человечеством и охраняющие его от зол, есть точное зерцало царям и владыкам на их должность и поведение, и они первые блюстители и хранители им быть должны. Откуда же происходит, что ты, о государь, поставляя себя выше законов, терзаешь нас единою властию своею и повергаешь в вечное заключение, присвоив в казну собственное имение наше? Вина, на нас возводимая, есть одна должность наша и должность священная, во всех народах тако чтимая, а отнюдь не законопреступная и осуждению повинная. Мы просили и просим от лица народа своего о пощаде отечества нашего, неправедно гонимого и без жалости разоряемого, просим о восстановлении прав наших и преимуществ, торжественными договорами утвержденных, которые и ты, государь, несколько раз подтверждал. Народ наш, бывши единоплеменен и единоверен твоему народу, усилил его и возвеличил царство твое добровольным соединением своим в такое время, когда еще в нем все младенчествовало и выходило из хаоса смутных времен и почти из самого ничтожества. И сие одно не довлело бы ему погубить у вас мзды своея; но мы с народом своим не преставали, сверх того, знатно помогать вам всем во всех воинских ополчениях и приобретениях ваших, и, не говоря о Смоленщине и Польше, одна шведская война доказывает беспримерное усердие наше к тебе и России. Ибо всем известно, что мы одни целую половину армии шведской погубили в земле своей и в жилищах наших, не вдаваясь при том ни в какие льщения и искушения, и сделав тебя в состоянии переселить удивительное мужество и отчаянную храбрость шведов; но за то приобрели себе одно поношение и озлобление и, вместо благодарности и воздаяния, повержены в самое неключимое рабство, платить дань поносную и несносную и заставлены рыть линии и каналы и осушать непроходимые болота, утучняя все то телами наших мертвецов, падших целыми тысячами от тяжестей, голода и климатов. Все оные беды и скорби наши усовершенствованы наконец, нынешним правлением нашим. Владычествующие над нами чиновники московские, не знающие прав и обычаев наших и почти безграмотные, знают только одно то, что они властны делать нам все, не касаяся одних душ наших. И так, бывши мы окружены со всех сторон гонениями и напастьями, к кому иному прибегать должны с воплями своими, как не к тебе, августейший монарх? Ты покровитель наш и споручитель за благоденствие наше. Но злоба любимца твоего, непримиримого врага нашего и местника, совратила тебя с пути истины и мерзит царствований твое. Повергать народы в рабство и владеть рабами и невольниками — есть дело азиатского тирана, а не христианского монарха, который должен славиться и действительно быть верховным отцом народов. Я знаю, что нас ждут оковы и мрачные темницы, где уморят нас гладом и притеснением, по обычаю московскому; но, пока еще жив, говорю тебе истину, о государь, что воздаси ты непременно отчет пред царем всех царей, всемогущим богом, за погибель нашу и всего народа".

Государь, выслушав терпеливо речь Полуботкову, не сделал, однако, никакого ему и товарищам его снисхождения, но повлекли их тотчас в новую Петропавловскую крепость и тамо перековали и заключили их в темницы. Имение, при них бывшее, до последней вешицы, отобрано от них и роздано в дар разным чиновникам и сіражам темничным, а иное переведено на деньги и причислено в казну государеву, равно и малороссийские их имения, движимые и недвижимые, да и самые жилые домы по указу государеву конфискованы коллегиею на государя; а семейства узников изгнаны из них и скитались по разным чужим домам, питаясь с подаяния милостыни, наряду нищих. Вслед за сими узниками сысканы из Малороссии оставшиесь в ней чинами коллегии: есаул генеральный Василий Жураховский, бунчужый генеральный Яков Лизогуб, полковники — миргородский Апостол и гадяцкий Милорадович, кои также окованы и посажены в темницы в Петербурге, имения же их все до последка конфискованы и забраны на государя. А еще вслед за тем забраны со всех полков малороссийских правившие полками и сотнями и посажены в тюрьмы при коллегии в Глухове, а имения их по одному и тому же плану отобраны на государя и причислены в его казну. И так в сии три приема поражены были все первенцы правительств малороссийских, а на их места определены чиновники великороссийские, и между ими полковники: в Стародуб Леонтий Кокошкин, в Чернигов Михайло Богданов и в Нежин Петр Толстой. Вина связней сих объявлена была от государя именным его указом, в Малороссии публикованны, что "по недоброжелательству их к нему государю и царству его, не только не развели они, но худо сберегли тех овец и баранов, кои он выписал дорогою ценою из Шлезии и раздал было на содержание и прокормление в Малороссии, где они пропадали не по болезням своим, а от неусердия и злых замыслов чиновников, которые мыслили только о сеймах своих и вредных выборах". Заключенные таким образом чиновники томились в темницах своих более года и от обыкновенного в них притеснения, а паче от сырости крепостных строений в 1724 году померли в них в оковах полковники Полуботок и Карпика, писарь Савич и канцелярист Володьковский, а прочие пригнили и перекалечились.

О смерти Полуботка предание оставило сию достопамятность, что когда, бывши он болен, почувствовал кончину свою и просил у тюремных приставов призвать к нему священника, а тюремщики о том дали знать государю, то государь приходил к нему проститься, и он сказал ему: "Я вражды к тебе никогда не имел и не имею, и с тем умираю, как христианин. Верю несомненно, что за невинное страдание мое и моих ближних будем судиться от общего и нелицемерного судии нашего, всемогущего бога и скоро пред него оба предстанем, и Петр с Павлом тамо рассудятся". Государь действительно скоро после того, и именно, генваря 28-го 1725 года, скончался.

* * *

При окончании походов польских в 1735 году открылись походы в Крым и Турцию. Татаре крымские, возомнив о удобностях своих к добычам во время отлучек войск российских в Польшу и на Рейн, стали чинить набеги и хищения в границах малороссийских. Но главное их стремление знатно отразил генерал Леонтьев с малороссийскими полками, новую линию прикрывавшими, именно полтавским, миргородским, лубенским и гадяцким. Они гнали татар до самого их Перекопа и отняли все их вьюки с запасами и поразили их. Между тем подоспел из польского похода фельдмаршал граф фон Миних и принял главное начальство над армиею собравшеюся против Крыма у пустого городища, называемого Каменный Затон, куда прибыли и все другие малороссийские полки и подчинены оные от фельдмаршала полковнику гадяцкому Галецкому. Полковник сей, при многих заслугах своих, был особливо почитаем человеком отважным, предприимчивым и расторопным и потому фельдмаршал отлично его уважал и почитал. Но излишнее честолюбие, сопутствующее обыкновенно людям замысловатым, завело его в пропасть гибельную с повреждением доброй славы всего войска, ему подчиненного. Он прокладывал себе дорогу в малороссийские гетманы на место недавно умершего Апостола и вздумал прославиться нарочитыми подвигами воинскими и снискать чрез то сильную рекомендацию фельдмаршальскую. И когда от передовых разъездных команд донесено было фельдмаршалу, что войска татарские в нарочитых силах выступили из внутренности Крыма и заняли так называемую Черную Долину или Черкес-Долину, которая и Гайман-Долиною называется и имеет она одни водяные копани среди степей безводных, чрез которые всей армии переходить должно, и фельдмаршал наряжал на них нарочитый корпус войск с пехотою и артиллериею, то Галецкий, внушив фельдмаршалу, что то выступление татарское есть неважное и значит только разъезжую команду, могущую перепортить одни водяные копани, ежели их не прогнать в самой скорости легким отрядом, взял при том на себя уничтожить замыслы татарские и разогнать их самих с частию легких войск, командованию его вверенных. Фельдмаршал по сему заверению Галецкого поручил ему экспедицию сию, прибавив в помощь ему два полка драгунские. Полковник Галецкий, отрядив с собою 4 полка малороссийских: гадяцкий, нежинский, стародубский и черниговский и взяв легкую тех полков артиллерию и назначенные ему полки драгунские, отправился с ними на татар. Поход сей производили на них по их же правилам или хищным ухваткам, т. е. середину дня покоились войска и кормили лошадей в местах скрытных, а в прочее время и всю ночь продолжали свой марш и таким образом достигли Гайман-Долины на самой заре. Но в какое пришел изумление Галецкий, когда увидел при той долине необозримую степь, покрытую татарским становищем! Отвага его не давала ему унывать, а решимость запрещала медлить и попустить войску рассмотреть свое несчастие. Он тотчас напал на татар, пробуждавшихся от сна, и во всей своей опрометчивости прошел их стан во все его пространство и поразил целые тысячи, а прочих рассыпал по его сторонам. Но когда возвратился он в долину, как в единое пристанище, способное для роздыха и водопоя, то тут окружен был татарами со всех сторон и принужден биться и устроить батарею, прикрытую по четырем углам легкою артиллериею. Нападение и отпор продолжались весь день с равною отвагою и неустрашимостию, и от множества трупов, побитых с обеих сторон людей и лошадей, сделан был вал вокруг батавой, довольно возвышенный, наподобие ретраншамента, и из него удобно защищались. Но к вечеру поведено от хана татарского спешиться всем татарам и бросить в средину батавы знамена свои и бунчуки. По сему знаку полезли татары в батаву со всех сторон и, невзирая ни на какие их поражения, Галецкий, призвав сына своего Петра, бывшего в стародубском полку сотником Погарским, позволил ему спасаться яко молодому человеку всеми" возможными способами, а о себе сказал, что он того делать не будет по должности присяги и своего начальства. Итак, войска оные были многолюдством татарским разбиты наголову, и начальник Галецкий изрублен в куски, а сын его и несколько сот козаков и драгунов спаслись во время наступившей темноты ночной между трупов и в пустых копанях. Убито же всех чиновников и рядовых 3270. Поражение войска малороссийского разнеслось тотчас везде, и даже в самой столице с обыкновенною прибавкою или увеличиванием и, несмотря на смягчительные донесения фельдмаршальские, имел Миних от двора грозные выговоры, а другие чиновники понесли и тяжкие оштрафования.

С тех пор возненавидел фельдмаршал всех малороссиян до крайности и, невзирая на все то, что сам был причиною, последовав советам высокопарного человека, гнал их при всех случаях без милосердия и очернил своевольными, упрямыми и для России неусердными людьми. А когда армия дошла до Перекопской линии и предпринято взять ее штурмом, то для войск малороссийских назначена при сем позиция самая опасная и мстительная. Им повелено перейти в конце линии залив Гнилого моря, называемого Сиваш, и атаковать с той стороны линейную стражу. Войска сии помощию хороших своих вожатых, проживавших часто в Крыму по торговым промыслам и знавших по Сивашу отмели и броды, прошли ночью Сиваш очень удачно и, тамо спешившись, ударили на татар с полною злобою и мщением за своих побитых, и, загнавши их в тот угол, что между крепости и Сиваша и уподобляется полумесяцу, выбили всех татар, а на батареях — турков без всякой пощады, и, собравши их трупы, заметали ими линейные рвы на довольное пространство, а по сим трупам вся пехота, не имевшая в пустой степи для штурма лестниц и фашиннику, перешла удобно, как по плотинам. За сию чрезвычайную услугу, хотя войска малороссийские достойны были благодарности, но им сказано ее сквозь зубы и прибавлено к тому, что они уподобляются упрямой лошади, которая когда захочет, то и на гору везет, а когда не хочет, то и с горы не идет. Плодом взятия линии Перекопской было то, что все укрепления и самый средний замок с базаром были взяты, а каменные батареи и башни подорваны порохом, и все тут опустошено и приведено в небытие. После того прошла армия всю внутренность Крыма, загнала татар в Кафские горы и самую столицу хана их, называемую Бахчисарай, разграбила и опустошила, и со многими корыстьми и пленниками воротилась на зимовлю в селения малороссийские. Ибо тогда как бы почиталось за грех зимовать в чужой стороне, несмотря на все в ней завоевания и успехи, а возвращались всегда в Малороссию в глубокую осень и потерявши чрез то множество людей и весь почти скот, который опять набирали в Малороссии. Позади же армии, обыкновенно, полонили реки Днепр и Самар, чтоб татары зимою их по льду не переходили, и для сего из Малороссии выгоняли другую армию рабочих людей, которые вслед за морозами рубили и очищали лед, погибая сами от морозов и не имея в пустых степях чем согреться. Таким-то образом воевали в старину, хотя не так отдаленную, но имевшую свои правила воинские и рассудок политический, о которых всякой богослов непременно скажет, что они были по промыслу божию, а вольнодумец заключит, что от непросвещепия умов. [...] Но как бы то ни было, в последующую компанию взяты приступом знатные турецкие города Очаков и Азов, коих подорвали порохом и до основания разорили, принудив тем турков к вечному с нами миру, который долго продолжался.

Для утверждения с турками мира в 1740 году отправлен послом в Царьград правитель Малороссии генерал Румянцев13, а до возвращения его оттоль определен на его место генерал и кавалер Михайло Леонтьев, и тогда в правлении малороссийском все изменилось. Леонтьев начал правление свое изысканием первенства между членами коллежскими, кто из них больший или старший? А пока сие разрешено сенатом, считал он писаря генерального за губернского секретаря, а других старшин генеральных только в чинах капитанских. Но сержант гвардии всегда поседал их места; прочих же чиновников едва признавал он за создание божие и обыкновенно подчинял их регистраторам коллежскими тем подобным. Преимущество тех выводил из того, что они российские императорские чиновники, а сии, хотя также служат в империи и суть коренные граждане руские, но все еще что-то иное, нежели имперские, потому только, что название чинов осталось старинное руское, а не иностранное, недавно принятое в России. Замешательство и настроение от того происходило всеобщее, и иные возомнили даже, что они к империи Российской более не принадлежат, а отдаются туркам; потому взошли в сенат представления и жалобы, и сенат указом повелел чинам оным иметь равенство по-прежнему, а заседание — по указу 1734 года установленное; на место же Леонтьева14 определен в председатели тайный советник и кавалер Иван Иванович Неплюев, благоразумием которого" все утишилось и пришло в прежний порядок.

Государыня императрица Анна Ивановна в том же году скончалась и линия царя Ивана Алексеевича вскоре по ней пресеклась. Государыня сия собственною своею особою довольно была кротка и милостива, но правление ее было часто, яко трость, колеблемо. Причиною всех шатаний и неприязней полагают министра ее и любимца Бирона15, возведенного ею в графское достоинство, а после в герцоги курляндские. Он, говорят, был человек умный, но крайне властолюбивый и к корысти жадный. Известная тайная канцелярия, сие пугалище дворян и всех зажиточных людей, быв в точной его дирекции, была достаточным орудием выполнять все его пожелания и самые мановения. Всяк, веруяй в Бирона и творяй волю его, спасен и прославлен, а не веруяй в него и противяйся ему, осужден есть и погибший. Наглая и лютая казнь знатного министра Волынского дает совершенное понятие о тогдашнем правлении и о всех его превратностях и варварствах биронских. О неистовствах брата его, слишком хромого и почти безногого Бирона, содрогаются от одного воспоминания обыватели Стародуба и его окружностей. Он быв совершенный калека, имел, однако, чин полного себе генерала российского и, квартируя несколько лет с войском в Стародубе с многочисленным штатом, уподоблялся пышностию и надменностию самому гордому султану азиатскому; поведение его и того ж больше имело в себе варварских странностей. И не говоря об обширном серале, сформированном и комплектуемом насилием, хватали женщин, особенно кормилиц, и отбирали у них грудных детей, а вместо их заставляли грудью своею кормить малых щенков из псовой охоты сего изверга; другие же его скаредства мерзят самое воображение человеческое.

Восшествие на всероссийской императорский престол великой княжны Елисаветы Петровны, родной дочери Петра І в 1741 году, разрушило до основания систему правительства биронского, вместе с опекунством его и регенством при иностранном наследстве, введенном было в Россию его же прожектом. Царствование императрицы Елисаветы с первых еще дней озарило Россию великими надеждами к ее блаженству, а впоследствии сии надежды сугубо исполнились беспримерными добротами сея государыни. Она была кротка, набожна и человеколюбива, словом, преисполнена всех изящных качеств верховной матери и царицы своих народов. Она во все дни царствования своего не пролила ни одной капли крови своих подданных, и смертная казнь самых преступников навсегда ею уничтожена и запрещена, а вместо ее отлучались таковые от общества и ссылались в вечное заточение, на покаяние и исправление. Самая тайная канцелярия, сия инквизиция римская в ином виде и облачении, тосковала без дела и, не имея пищи от крови человеческой, иссыхала и превращалась в чахотку, приближаясь поминутно к своему падению и ничтожеству, ибо доказано уже всегдашними опытами, что правительство и начальники смотрят на царей, как дети на отцов, а рабы на господ своих, и каковы сии, злы, порочны или добродетельны, таковы и те бывают, по крайней мере наружностию им уподобляются, стыдясь идти не по их правилам и нравам.

Государыня императрица Елисавета в 1744 году благоволила посетить со всем двором своим Малороссию, путешествуя в главный город ее Киев, по набожеству, которое она отправляла здесь чрез несколько недель с примерным благочестием, посещала пешо священные храмы и все чтимые народом места с нарочитым приготовлением и благоговением. При сем розданы нарочитые суммы нищим, бедным и всем церковным служителям и монашеству, а в храмы и гробницы дарствованы многие дорогие вещи и утвари. Во время путешествия сего веселилась государыня и удивлялась встрече и конвою войск малороссийских, бывших под начальством обозного генеральногр Якова Лизогуба и всех других старшин и полковников. Десять их реестровых полков да два компанейских и несколько команд надворной гетманской корогвы из запорожских козаков расположены были на границе малороссийской, около Толстодубова о одну линию, а две шеренги. Первый полк, отсалютовавши государыне знаменами и саблями и пропустя монархиню, поворачивался рядами с правого фланга и проходил позади второго полка, а там опять становился во фрунт в конце всей линии; второй, отправивши также салютацию свою, проходил позади третьего полка и занимал место в конце первого. И так делая все полки и команды, представляли непрерывный фронт и бесконечную линию до самой ставки монаршей. А как государыня ехать изволила очень тихо, а несколько часов иногда проходила и пешо, то конвой войск оных продолжался и успевал в маршах своих и поворотах без всякого затруднения. Войска сии, быв всегда в своих мундирах, имели тогда новые, которые состояли все одинакие: из черкески синего сукна с вылетами и из куфайки и шаровар по полкам, тоже и шапки одной фигуры и вышины, но при том были по полкам, а амуничные вещи все рядные и одинакие. От Киевской академии помощию выписанных машин и своего изобретения деланы государыне разные удивительные явления к ее удовольствию; между прочим выезжал за город важный старик самого древнего виду, великолепно прибранный и украшенный короною и жезлом, но сделанный с молодого студента. Колесница у него была божеский фаетон, а в него впряжены два пиитические крылатые кони, называемые пегасы, прибранные из крепких студентов. Старик сей значил древнего основателя и князя киевского Кия. Он встретил государыню на берегу Днепра, у конца моста, приветствовал ее важною речью и, называя ее своею наследницею, просил в город, яко в свое достояние, и поручал его и весь народ руский в милостивое ее покровительство. В продолжение приемов государыни от чинов и народа малороссийского, с живейшими чувствованиями непритворного их усердия и полной радости, примолвила однажды государыня, окруженная бесчисленным народом: "Возлюби мя, боже, так в царствии небесном, как я люблю сей благонравный и незлобливый народ!"

В бытность императрицы в Киеве подано ей прошение от чинов и войска малороссийского о учреждении им гетмана по правам их и договорам. Государыня, приняв просьбу сию благосклонно, повелела прислать о том депутацию свою в Петербург ко дню торжественного бракосочетания племянника ее и наследника герцога Голштинского Петра Федоровича с принцессою Ангальт-Цербскою Екатериною Алексеевною. Депутатами избраны и отправлены: обозный генеральный Яков Якимович Лизогуб, хорунжий генеральный Николай Данилович Ханенко, бунчуковый товарищ, после бывший подскарбий генеральный, тайный советник и кавалер Василий Андреевич Гудович. Сенат определил было на содержание их по 10 рублей' каждому на месяц; но государыня, сведав о том, повелеть соизволила давать им, яко знатным особам и за таким делом прибывшим, по сто рублей в месяц на каждого и от полиции приличную квартиру, утверждая то и на будущие времена. Депутаты сии почтены были при бывшем в 1745 году торжестве бракосочетания наследника весьма почетными местами; но во время пирования зависть или ненависть не преминула явиться в своей личине. Некоторые из министерства вопрошали депутатов с видом насмешливым: "Что за причина, что ваши гетманы, когда не все, то многие были коварны и неусердны для России и искали для нее вредного?" — "Что касается до усердия к России, — отвечал депутат Гудович, — то никто к ней из вольных народов не был так привержен и усерден, как малороссияне. И сие доказывается самым тем, что они, бывши свободны, отбившись от Польши, предпочли Россию всем другим народам, в протекцию свою их зазывавшим, а избрали ее одну к тому по однородству и единоверству своему, в чем они навсегда устояли и никогда не поколебались, отринув и презрев многие соседние лыцения и страхи сильных держав, и даже недавние шведские, ко искушению самые удобные. А что касается до некоторых гетманов, то об них, кстати, служить может известная пословица: "Яких створили-сьте, таких і маєте". Ибо то неоспоримо, что только те гетманы были неусердны к правительству российскому, которые им избраны или избраны по настоянию сего правительства, и сему причины троякие полагать можно: 1-ое, что министерство российское не так хорошо знало их, как свои природные чины знать об них должны, и потому худых избирало; 2-ое, министерство малороссийское, натурально, искало таким падения, которые не по его воле избраны, и для того попускало им совращаться, 3-е, от стороны российской непременно им, яко своим творениям, больше доверялось, нежели надобно было, а может и того больше, а потому полагались на них в своих интересах, несносных сим гетманам и невместимых в правлении. А при всем том, судя по-христиански, можно еще сказать, что все то есть прочно, что делается справедливо, ибо тут сам бог споручитель и поборник". Депутаты сии отпущены в Малороссию с грамотою, обещавшею позволение на выбор гетмана, и им при отпуске жалованы собольи шубы, перегни с бриллиантами и по 1000 рублей каждому на проезд.

Для элекции при выборе гетмана в 1750 году в генваре месяце прибыл в Глухов из С.-Петербурга министром генерал Аншев и кавалер граф Иван Семенович Гендриков и после обыкновенных торжеств и церемоний, продолжавшихся чрез три дни по прежним церемониалам, но с необыкновенным великолепием, умноженным, по мере щедрот и милостей благодетельствующей монархини, 17-го февраля все чины духовного и мирского звания и козаки реестровые, в полках служащие, собравшись на площадь городскую к соборной церкви и выслушав прочтенные на амфитеатре до выборов касательные грамоты и другие постановительные акты, торжественно избрали гетманом из природных малороссиян графа Кирила Григорьевича Разумовского16, бывшего в то время действительного камергера, Академии наук президента, лейб-гвардии Измайловского полка полковника и кавалера. С донесением о том выборе и с прошением его утверждения отправлены были ко двору посланники от народа: бунчужный генеральный Дамьян Васильевич Оболонский, полковник нежинский, бывший потом тайным советником, генеральным обозным и кавалером Семен Васильевич Кочубей и бунчуковый товарищ, после бывший действительным статским советником и генеральным судьею, Илья Васильевич Журман с довольною ассистенциею. Им дана публичная аудиенция апреля 24-го, и при ней в ответе чрез канцлера графа Алексея Петровича Бестужева-Рюмина сказано было об утверждении народного выбора, а вскоре даны были и указы правительствующему сенату и государственной иностранной коллегии, в ведомстве которой всегда Малороссия состояла, об оном утверждении и чтобы гетману иметь впред место с генерал-фельдмаршалами и считаться между оными по старшинству с пожалования в чин, а великороссийских членов бывших у дел малороссийских, тогда же выслать.

Гетман граф Разумовский в 1751 году получил на достоинство свое высочайшую грамоту в тех точно выражениях, какова была дана Скоропадскому, и 29-го июня того года имел он торжественный въезд свой в город Глухов, где приняли его с подобающими почестьми собравшиесь завременно духовного и мирского звания чины, и все малороссийские полки, коим в 1-й день июля публично прочтена высочайшая грамота, с салютациею и троекратною пальбою от войска, бывшего в параде, и от главной артиллерии из пушек. Между тем поднесены и вручены гетману клейноды войсковые и национальные, с приличными обрядами и церемониями, а кончилось торжество парадным шествием в соборную церковь и пением в ней литургии и благодарственного богу молебствия. После чего начались пирования, приготовленные для чиновников во дворце гетманском, а для войска в их лагерях, и сие продолжалось на кошт гетманский и частию на счет скарбовый. При отпуске в домы чиновников и войска объявлена им от гетмана благодарность его за выбор и почести, ему оказанные, и что он посетит их и отвизитует скоро в полковых жилищах, и будет советоваться с ними о поправке общих нужд и недостатков и о введении полезного. Старшине же генеральной объявлено при том собираться к переводу резиденции гетманской и всего малороссийского трибунала в город Батурин, в котором на тот конец велено от двора митрополиту киевскому освятить со всем малороссийским духовным собором прежнее городовое место, опустошенное и превращенное в могилу генералом Меньшиковым в шведскую руину, где впоследствии и построено несколько домов и обширный дворец гетманский великим национальным иждивением, а работниками козацкими. Гетман действительно в 1752 году объехал все малороссийские полковые и знатнейшие сотенные города и имел везде встречи и радостные приемы от собиравшихся в них чинов, войска и народа. Вся, кажется, Малороссия тогда была в движении и все в ней ликовало, отправляя приемы и проводы, оканчивавшиесь увеселительными пиршествами. Один только случай смутил сии народные торжества, случай, конечно, обыкновенный, но молвою народною иначе протолкованный. Когда гетман, бывши в Чернигове, объезжал верхом со многочисленною свитою все городовые укрепления, то подле главного крепостного бастиона при церкви св. Екатерины сорвал с него вихрь голубую ленту ордена св. апостола Андрея, но подхватил ее, не допустя до земли, советник гетманский и любимец его Григорий Николаевич Теплов, который стал было налагать ее на прежнее место, но гетман, принявши от него и свернувши, положил в свой карман. Возшумевший тогда народ выводил о сем приключении разные толки свои и нелепости, то о гетмане, то о его советнике, и сие даже дошло ,до знания самой матери гетманской, которая старуха, быв тоже века старого, уговаривала несколько раз сына своего удалить от себя Теплова, или вовсе не принимать его советов, предсказывая неизбежные ему несчастия от ..сего советника и его советов.

Императрица Елисавета, всегда благодетельствуя малороссийскому народу, осчастливила его найпаче в 1755 году уничтожением тягостных и затруднительных внутренних сборов, наложенных прежними правительствами. Издревле по привилегиям и правам народ сей пребывал свободен от всех таковых налогов; но некоторые из президентов правительственных, каковы были Леонтьев и ему подобные, под видом воинских надобностей в бывшие походы завели разные сборы, зависевшие от поставленных ими приставов и откупщиков, как то: покуховное, скатное, поковшовное и всякое другое, меровое и весовое, мытничество, под титулом индукты и эвекты бывшее, которые в общественных промыслах стесняли и затрудняли народ до крайности и оттого торговля в Малороссии была в самом худом состоянии, а к большему ее стеснению учреждены были на великороссийской границе таможни, и взаимные продукты подвергались отяготительному платежу пошлин. А вместо того имела Малороссия свободный ввоз чужестранных товаров, на кои пошлина положена была без дальнего разбора, по надобности и прихоти. То же самое в рассуждении вывоза в чужий край товаров и продуктов происходило. Императрица обрадовала народ при сложении упомянутых внутренних сборов, разрешая при том свободный торг между Малою и Великою Россиею и распространяя полезные учреждения на внешнюю торговлю, из доходов которой сделано удовлетворение гетману и скарбу малороссийскому.

В открывшуюсь с Пруссиею войну17, вспомогательную для союзницы российской, Марии-Терезии, императрицы римской, в 1756 году наряжено в тот поход малороссийских реестровых Козаков 5000 да компанейских 1000 с приличною артиллериею, а к ним начальниками определены генеральный есаул Яков Дамьянович Якубович, полковник прилуцкий Галаган и обозные старшины, полковые и сотенные, сколько их по числу войска надобно было. Корпус сей командирован разновременно 4-мя отделениями: два из них пригнали в армию 10 600 волов; а два привели до 6000 лошадей, собранных в Малороссии. И войска сии были при баталии Эгерсдорфской и на других сражениях 7-мь лет, а воротились по окончании войны в двух мундирах и вооружениях: одни в гусарских, а другие в чугуевских. И сие значит, что они, за убылью гусар и чугуевских козаков, сформированы были и служили на место тех войск, кои набирались обыкновенно из вольниц, и оттого часто убывали и уничтожались. Сверх сих войск набрано было в начале сей войны 8 000 погонщиков из мещан и посполитых малороссийских наряженных, кои, быв отправлены к армии в Пруссию, размещены тамо по полкам в солдаты, фурщики и денщики и по окончании войны воротились оттоль очень немногие, а больше их померло и искалечено. Произошло же сие не от климата или воздуха, который в Германии и Пруссии нарочито здоровый, но по худому содержанию сих людей начальниками, а паче их инспекториею, кои, считая их наряду лопарей и камчадалов, вгоняли их в чахотки или ипохондрии за одно свое наречие и что они не скоро понимали выговаривать тогдашние преизящные речения: намнясь и намедни и придомков их, ушь и кабыш.

Гетман Разумовский во время правления своего часто езживал со всем домом своим в Петербург и больше тамо проживал у брата своего рейс-графа Алексея Григорьевича Разумовского18. Правление же Малороссии поручал генеральным старшинам и в нем расширил он суд генеральный, прибавив к нему 10 депутатов, выбранных из шляхетства и восстановив его по-прежнему в право трибунальнеє, а в полковых жилищах восстановил и учредил 20 повитов и в них суды земские, и градские, и подкоморские, оставив в сотенных правлениях одни словесные разборы между козаками о маловажных их спорах. Земские же и градские дела их предоставил разбору судов ПОБИТОВЫХ наряду чиновной шляхты, в числе которой и они вмещались на точных основаниях стародавних их привилегий и договоров, по которым все справы их производились и вершились по артикулам, для шляхетства узаконенным без всякой для них отмены, ибо других им прав изобретено еще не было, да и самая польская шляхта, оставшаясь по договорным статьям в протекции войска, не дерзала еще присвоить их себе одной, лишая того козаков, своих протекторов. Шляхта сия ежедневно почти умножалась новыми выходцами из музыкантов, мастеровых и панских служителей, которым никакого разбора здесь не было, а когда кто покажется из Польши, то уже и шляхтич, как бы он был избранного рода левитского от древних иудеев.

Частыми поездками в Петербурге приобрел гетман в собственное и наследственное владение города Батурин и Почеп с их уездами да волости Шептаковскую и Бакланскую, бывшие ранговые или столовые гетманские. Они пожалованы ему в вечность в 1760 году, и молва народная, пронесшая вдруг от одного края Малороссии до другого, сочинила о сем пожаловании разные толки. Одни говорили, что гетмана впредь уже не будет, а кончится сие иераршество на Разумовском, другие же доказывали, что оно утвердится в потомстве его родовитом и будет вместо избирательного гетманства наследственное герцогство Малороссийское по примеру древних, в ней бывших, наследных княжеств. Последнее мнение стало было выходить наружу. По прошествии 3 лет сочинена была просьба к императрице от лица всей Малороссии с прошением непременного гетманства в потомстве Разумовского и с показанием тому причин, крайне оскорбительных для самых просителей и их потомства. В ней без пощады озлослов-лены и обмараны были прежде бывшие правители и подчиненные малороссийские, живые и мертвые. Просьба сия значила вместе приговор и декрет на злостные поступки малороссиян, о которых двадцать девять их тридесятых долей ничего того не знали, но увлечены стали силою в ненавистные пороки и в то, что называется: "От уст ваших сужу вас". Сочинение сие было дело рук известного гетманского фаворита, почитавшогось иногда и ментором его. Другая рука, а паче гражданина природного, задрожала бы от первых почерков, так хульных и злобных на Малороссию, но тот питомец ее во всей точности исполнил пророческие и царские слова: "Иже яша хлебы моя, возвеличиша на мя запинания". Как бы то им было, но собранные в Глухов из всей Малороссии чиновники и шляхетство таковой просьбы не подписали, и сколько ни были они обольщаемы, обнадеживаемы и, так сказать, обаяны приемами и великолепиями, почти царственными, однако по одиночке и по ночам разбежались все они из Глухова. Вслед за ними посыпаны были в попиты и сотни нарочитые чиновники для подписов на той же просьбе. Но собранные в них чиновники и знатные козаки не обинуясь, сказали сим посланцам, что они такую нелепую просьбу и выдумку почитают весьма противною их правилам, привилегиям и самому рассудку и никогда на нее не согласятся. Впоследствии отплатил, говорят, гетман неудовольствие свое малороссиянам самою жестокою сатирою: он в просьбе своей аттестовал их монархине самыми коварными, злостными и подлыми людьми и тем поблагодарил им за свое гетманство. А сличая благодарность сию с благодарностью славного оного гетмана, Зиновия Хмельницкого, сего великого политика, великого вождя и удивительного воина, можно посудить и почудиться о веках и нравах прошедших и настоящих, и видеть, что в них благодетельнее и просвещеннее и что мрачно и грубо. Гетман граф Разумовский в последних числах октября месяца 1761 года отозван ко двору в Петербург, а в Малороссии для правления дел оставил обозного генерального Семена Васильевича Кочубея, подскарбия Василия Андреевича Гудовича, писаря Андрея Яковлевича Безбородька и есаула Ивана Тимофеевича Журавку. 25 декабря сего года скончалась императрица Елисавета Петровна и кончила собою знатный век для Малороссии, в которой царствование ее таковым почиталось и всегда почитается.

На престол императорский вступил племянник ее Петр III. Для возвещения о том и приведения к присяге чинов и войска прислан был в Малороссию действительный камергер Петр Кириллович Нарышкин, которого во всех малороссийских городах принимали с воинскими почестями, иллюминациями и пальбою из пушек и мортир, а он публиковал посольство свое и читал манифест торжественно в собраниях и соборных церквах с молебствиями. К присяге приводимы были чиновники и козаки, служащие и отставные, и их мужеского пола дети от 7-летнего возраста, а из городовых жителей одни их урядники и начальники, до посполитого же народа сие не касалось. Посланнику оному при окончании его комиссии и после приемов и угощений подносимы были во всех полках и городах нарочитые подарки денежные и хорошими вещами, а в Глухове от дома гетманского поднесен перстень с бриллиантами в 3000 рублей. Все же подарки малороссийские оценены до 200000 рублей, но оные учинены весьма доброхотно и прием их угождал и увеселял народ.

1 Косинський Федір — мається на увазі Криштоф Косинський (див. примітки до літопису Грабянки).

2 ...дни Нерона и Калигулы…— час правління римських імператорів Нерона (54—68 pp. н. е.) і Калігули (37—41 pp. н. е.), які уславилися своєю жорстокістю.

3 Климент VIII — римський папа у 1592—1605 pp. За його правління здійснена Брестська церковна унія 1596 p., насильне об'єднання православної церкви України і Білорусії з католицькою церквою, за допомогою якого польські феодали та католицьке духівництво сподівалися спольщити український і білоруський народи, розірвати їхні зв'язки з братнім російським народом та зміцнити своє панування на Україні і в Білорусії.

4 Вагнер Даніель Ернест (1739—1800) — польський історик, професор Лейпцігського університету, автор праці "Загальна всесвітня історія" (Лейпціг, 1775), перша частина якої присвячена історії Польщі.

5 ...возобновил в нем... древнюю Киевскую Академию, заведенную со времен последнего крещения России...— Автор "Истории русов" допускає явний анахронізм. Про існування вищої школи на зразок Київської академії в період заведення християнства на Русі нема ніяких даних. Києво-Могилянська колегія була заснована у 1632 р. внаслідок об'єднання Київської братської школи (заснована 1615 р.) з Лаврською школою (заснована 1631 р.). У 1701 р. вона одержала статус академії.

6 Трясило (Федорович) Тарас — гетьман нереєстрового козацтва, керівник селянсько-козацьких повстань проти шляхетської Польщі у 30-х роках XVII ст.

7 Павлюга (Павлюк, Бут) Павло Махнович (р. н. невід. — 1638) — гетьман нереєстрового запорізького козацтва, керівник селянсько-козацького повстання на Україні в 1637 р. проти польсько-шляхетського гніту. Після розгрому повстанців страчений у Варшаві.

8 Остряниця (Острянин) Яків (р. н. невід. — 1641) — один з керівників селянсько-козацького повстання 1638 р., гетьман нереєстрового козацтва. Вбитий козаками під час заворушення проти козацької старшини у Чугуєві.

9 Meншиков Олександр Данилович (1673 — 1729) — російський військовий і політичний діяч, сподвижник Петра І. У 1708 — 1709 pp. вів воєнні дії на Україні проти шведів. Мав земельні володіння на Україні.

10 Голіцин Михайло Михайлович (1675 — 1730) — російський військовий діяч, генерал-фельдмаршал. У 1723—1728 pp. командував військами на Україні.

11 Полуботок Павло Михайлович (бл. 1660 — 1724) — чернігівський полковник, наказний гетьман Лівобережної України 1722 — 1724рр. Був одним з найбагатших українських феодалів. Виражаючи волю козацької старшини, невдоволеної заходами царизму, спрямованими на обмеження політичної автономії Лівобережної України, Полуботок звернувся до царського уряду з проханням скасувати заборону виборів гетьмана та ліквідувати Малоросійську колегію. Звинувачений у сепаратизмі, Полуботок за наказом Петра 1 був ув'язнений у Петропавловській фортеці, де й помер.

12 Вельямінов Степан Лукич — бригадир, президент Малоросійської колегії, заснованої у 1722 р. Петром 1 у Глухові. Уславився своїми службовими зловживаннями. 1726 р. відкликаний до Петербурга.

13 Румянцев (Задунайський) Петро Олександрович (1725 — 1796) — російський полководець, генерал-фельдмаршал. З 1764 р. президент 2-ї Малоросійської колегії, генерал-губернатор Малоросії. Під час російсько-турецької війни 1768 — 1774 pp. командував російською армією, яка розгромила турецькі війська.

14 Леонтьєв Михайло Іванович (помер 1753 р.) — російський військовий діяч, учасник російсько-турецької війни 1735 — 1739 pp., київський генерал-губернатор.

15 Бірон Ернст Йоганн (1690 — 1772) — фаворит імператриці Анни Іванівни, ім'ям якого названо реакційний режим Росії в 30 — 40-х роках XVIII ст. Для біронівщини було характерним засилля іноземців, загальна підозріливість, переслідування невдоволених.

16 Розумовський — Кирило Григорович (1728 — 1803) — останній гетьман Лівобережної України у 1750 — 1764 pp., граф. Після скасування гетьманства — генерал-фельдмаршал. Будучи гетьманом, допомагав козацькій старшині закріпачувати селянство, запровадив станові старшинські суди.

17 В открывшуюсь с Пруссиею войну...— Йдеться про Семилітню войну 1756 — 1763 pp. між Австрією, Францією, Росією, Іспанією, Швецією, з одного боку, і Пруссією, Великобританією і Португалією — з другого.

18 Розумовський Олексій Григорович (1709 — 1771) — фаворит імператриці Єлизавети Петрівни, граф, генерал-фельдмаршал. Походив з українських козаків. Сприяв відновленню гетьманства на Україні.

1 2