Любовь с преградами

Іван Нечуй-Левицький

Сторінка 6 з 7

Она у нас захожая, нам мало известная особа, какая-то киевская "репетя". Отец ее портной из простых мужиков, а она заносчива, пренебрегает мною. А ты удовлетворяешь ее капризы, каждый вечер развлекаешь ее, даешь ей концерты, словно какой-нибудь богатой графине или княгине. А в Киеве она, вероятно, шила вместе с своим папашей штаны панам да паничам и пришивала, по крайней мере, пуговки к штанам.

Через несколько дней молодая служанка опять передавала своей хозяйке разные слухи, какие она слышала от людей, будто учительница смеется над нею, и над матушкой, и над писаршей, и над женой сидельца в винной лавке и говорила кому-то, что все они в деревне так опростились, стали такими репетями, что их образовалась в деревне целая коллекция: одна хвойда садится верхом на репетю, а третья погоняет ее веником, а вслед за этой идет какая-то кляча, поднявши хвост вверх, а задняя баба-яга костяная нога погоняет всех, заметая след помелом, на Лысую гору на "шабас ведьм".

— Кто же эта хвойда, что едет верхом на Лысую гору? — спросила псаломщица.

— Да, говорят, что эта "хвойда" — вы! Ей-богу, так говорят, а я передаю то, что слышала от людей,— сказала наивная молодая Феся.

— Вот каторжные люди! А кто же та репетя, что везет хвойду?

— Да говорят, что это вы едете на писарчуковой жене, а ведьма, что погоняет метлою весь поезд на Лысую гору, это жена волостного писаря, потому что она "натуриста" [Очень характерная]. Вот такое плетут языками люди в деревне.

Феся, может быть, слышала рассказ про такой поезд на Лысую гору. Но едва ли учительница выдумала такой смешной поезд своею головой.

За школою был небольшой огород, примыкающий к усадьбе псаломщика и отделенный от усадьбы псаломщика только узкой межой. Плетня на этой меже не было. Пользоваться этим огородом имели право учителя школы, но ни один учитель, ни одна учительница не пользовались им и отдавали сторожу как подарок за службу. Учителя были всегда холостые люди и часто менялись. Сторож Свирид садил в этом огородце картофель. Псаломщикова йоркширская свинья пронюхала, что здесь можно свободно рыть картофель. Конечно, на межу она не обращала никакого внимания. Свирид часто выгонял свинью со своего огорода и просил псаломщицу загонять ее в хлев и не выпускать в двор. По этому поводу Свирид имел частые стычки с псаломщицей. Свирид сердился, псаломщица ругалась и кричала, что нельзя же держать свинью в хлеве все дни запертою, что свинья такое же божие создание, как и Свирид и всякий человек, любит походить, погулять и поесть картофеля, если сам хозяин огорода не стережет своего огорода, не поставив на меже плетня. Свирид был шутник, а жена его имела острый язык и во всякое время бросала языком смешные карикатуры на соседок и соседей. Они-то и сочинили комичный поезд на Лысую гору сельских барынек, злоупотребляя неосторожно сказанными Настей в присутствии Свирида прозвищами, данными ею известным Свириду сельским "паннам". Свирид был человек льстивый, подделывался под тон учителей и учительниц, стараясь заслужить их благосклонность.

Когда псаломщица услышала рассказ Феси, что болтают про нее в деревне, она вспылила, обидевшись, и всю вину сложила на Настю, считая ее первоисточником этой сплетни. Она инстинктивно угадала, что все эти высокомерные прозвища выдуманы Настей.

Наступал вечер. Луки Корнилиевича не было в комнатах. Ксеня пошла в гостиную, посмотрела на стену: скрипки не было на крючке. Она догадалась, что Лука Корнилиевич в гостях у Насти, что он играет и вместе с Настей распевает песенки.

В комнатах стало темно. Ксеня зажгла лампу, приказала служанке затопить в печи и готовить ужин. Ксеня послала Фесю доить корову, а сама замесила тесто. Она месила тесто в ночвах, и у нее в голове возникла мысль пойти в школу и выгнать оттуда Луку Корнилиевича, отобрав у него скрипку и ноты. Но она сдержала свой гнев: о таком поступке узнала бы прислуга и разболтала всем.

Феся принесла подойник с молоком и цедила молоко в кувшин. Псаломщица замесила тесто для приготовления галушек, взяла скалку (качалку) и начала раскатывать на столе тонкий корж, чтобы приготовить "резаные галушки". В то время, когда она раскатывала корж около окна, она услышала, что кто-то выходит на крыльцо, ступая тяжелыми сапогами по ступенькам. Ксеня узнала тяжелую походку мужа и со скалкою в руках выбежала в темную переднюю, с трудом нащупала задвижку в дверях на крыльцо и сгоряча начала наносить удары скалкою Луке Корнилиевичу то по плечам, то по рукам, куда попало. Удар попал в скрипку, и скрипка загудела, будто застонала от боли в своем желудке. Струны под этим смычком странно заиграли и мгновенно замолчали.

Лука Корнилиевич остолбенел от изумления. У него мелькнула мысль, что в его отсутствие на дом напала шайка грабителей в масках, которые.в то время часто грабили евреев, купивших на сруб лес и ночевавших в лесу в шалашах, и даже нападали на дома священников и зажиточных крестьян. В прошлом году в деревне какие-то таинственные захожие люди бродили по деревне—и вдруг от поджога ночью сгорела у арендатора рига с складом зернового хлеба и сельскохозяйственных машин, а спустя неделю опять ночью сгорела конюшня с выездною парою лошадей, и, наконец, сгорела кухня, построенная во дворе отдельно от дома.

Ошеломленный неожиданностью нападения, Лука Корнилиевич соскочил со ступенек крыльца, думал выбежать за двор и поднять крик на выгоне, чтобы позвать соседей на помощь. Но скалка догнала его и продолжала лупить его по спине и по плечам. Он. оборотился и увидел, что его бьет не мужчина, а женщина. В одно мгновение он сообразил, кто угощает его ударами, и бросился на жену, но она так сильно ударила его по руке, что Лука Корнилиевич уронил скрипку и схватил другою рукою ушибленную руку. Он отнял у жены скалку и ушел в переднюю с скрипкою в руках.

— Ты с ума сошла или сдурела сегодня? — сказал он тихонько жене, чтобы Феся в кухне не услышала его слов и не узнала об этой нелепой выходке жены.

— Так тебе будет каждый раз, если ты не перестанешь давать концерты своей княгине. Помни про это! Я долго терпела, но, наконец, потеряла терпение. Хорош семьянин! — шепнула ему на ухо Ксения и вошла в кухню и дверь за собою затворила, а потом подошла к столу и продолжала резать корж на галушки, как ни в чем не бывало, спокойно и методично разрезывая наискось тонкую полоску коржа, будто там, в ночной тьме, на крыльце, ничего не произошло.

Лука Корнилиевич взял в кухне кружку с водою, вышел на крыльцо, засучил рукав сюртука и рубашки на правой руке и облил холодною колодезною водою руку, где в двух местах виднелись красные пятна и шишки.

С тех пор он не ходил к Насте со скрипкой. Правая рука болела так, что он не только не мог играть на скрипке, но даже не мог водить смычком по струнам. Скрипка, к счастью, выдержала победоносно удары и осталась целою и невредимою.

Скоро после этого происшествия собрались в школу все ученики старшего возраста, которые готовились держать экзамен в экзаменационной комиссии для получения права на льготу по отбыванию воинской повинности. Пришел на урок и батюшка, поздоровался с Лукой Корнилиевичем и подал ему руку. Лука Корнилиевич просил извинить ему, что он подает не правую руку, а левую.

— Что у вас на руке? Вероятно, сел чирей? — спросил его батюшка.

— Какой там чирей? Это моя Ксеня побила мне руку скалкой, когда я вчера вечером возвращался домой со скрипкой от учительницы после игры и пения песен вместе с ней, и запретила мне ходить к ней и петь вместе с ней дуэты. Ксеня вечером поджидала меня на крыльце, бросилась на меня со скалкой 1 и начала лупить и меня и скрипку,— сказал Лука Корнилиевич и засмеялся.— Она в то время раскатывала корж на галушки, выбежала на крыльцо и начала лупить меня скалкой куда попало.

Отец Моисей захохотал на всю школу. Он будто увидел собственными глазами, как Ксеня энергично, вместо коржа, лупит Луку Корнилиевича скалкой. Псаломщик как будто заразился веселым смехом батюшки и сам начал хохотать, смеялся, припоминая и рассказывая подробности этой неожиданно происшедшей баталии.

— Видите, моя Ксеня вообразила, что я влюбился в Настю и по этой причине делаю ей частые визиты. А я влюблен в музыку и пение, сам пел в хоре, когда был учеником в училище и когда, за неимением средств продолжать учение в семинарии, я поступил псаломщиком и начал петь басом. Ксеня вообразила себе бог знает что. Она человек добрый, хозяйственный, но она слишком энергична во всех своих поступках.

— И то еще хорошо, что она не бросилась на вас с мечом в руках, как библейская Иудифь бросилась с мечом на Олоферна и отрубила ему голову,— сказал батюшка, продолжая смеяться.

— Да у нас в доме и меча нет, есть только кухонный большой нож, похожий на меч, хотя и не обоюдоострый,— сказал Лука Корнилиевич.

— Однако, скажу вам по правде, вы должны радоваться этим двум синим шишкам. Они служат доказательством горячей искренней любви Ксени к вам. Но вы никому не говорите о полученных шишках, потому что как только Настя узнает об этом комичном происшествии на крыльце, она оставит нашу школу и уедет в Киев. Настя очень хорошая учительница и усердно работала в школе, невзирая на неблагоприятные условия в нашей тесной и холодной школе,— сказал отец Моисей.— Пусть эта смешная история останется тайной для всех наших знакомых. Будете знать только вы, Ксеня да я.

Однако веселый отец Моисей хранил тайну только тогда, когда шел домой через огород и ток. Придя домой, он не утерпел и первый нарушил обещание. Он рассказал про эту баталию на крыльце своей матушке со всеми подробностями, да еще и своего прибавил, изображая, как Лука Корнилиевич принял эту выходку Ксени за нападение грабителей на дом псаломщика. Матушка была тоже веселого характера и до упаду хохотала, представляя себе псаломщикову Иудифь с оружием в руках в виде скалки. И батюшка и матушка, дополняя эту сцену своими замечаниями и развивая тему, хохотали так, что дети, игравшие в саду, услышав такой громкий хохот через отворенные окна в сад, побежали в кабинет, чтобы разузнать, чего так громко хохочут папаша и мама.

— Насте пришло время любить. А у нас в селе ей нет таких паничей, в которых было бы можно влюбиться.

1 2 3 4 5 6 7