Я сознательно ограждала себя от потока лишней и тревожной информации, пытаясь не нагнетать ситуацию и сохранять спокойствие, оберегая таким способом своего малыша.
Я как раз наконец-то оставила работу и ушла в декретный отпуск. Готовилась к родам, настраивалась на позитивную волну, наслаждалась беременностью, занималась йогой, а когда кто-то говорил мне о предстоящей войне, отвечала: "Это все фэйк. Все будет хорошо".
24.02 я проснулась, как обычно. Ничего не предвещало беды.
В моей семье было обычное утро, я кормила мужа, собирала сына в школу, планировала свой обычный день.
Спустя какое-то время, после того, как муж ушел на работу, а сын – в школу, ко мне прибежала мама. У неё совершенно пустое, замершее, лишенное эмоций, лицо. Говорит: "Началась война. Где внук?"
"Так в школу пошел…" — пока не осознавая смысл услышанного, отвечаю я.
Мама молча разворачивается и бежит за ним.
Только сейчас беру в руки телефон и вижу, что в школьный чат написали, что у нас война, и вести сегодня детей в школу не нужно.
Так и сижу, замерев, не понимая, что происходит, пока мама с сыном не возвращаются домой.
Полдня сидим втроем в шоке, не понимая, что делать и как быть. Находимся в каком-то мерзком оцепенении.
Спустя какое-то время звонит брат. Он работает в Германии. Его жена и ребенок здесь, в Украине. Говорит: "Юля, найди перевозчика, который сможет вывезти мою жену и ребенка с Гайсина к румынской границе. И ты тоже поезжай с ними, если можешь".
Муж вернулся с работы ближе к вечеру. Передаю ему наш разговор, он созванивается с братом и после этого сразу едет на заправку. Говорит, что повезет нас.
Я бегу в магазин. Тревожный чемоданчик мы не собирали, продуктов в доме почти нет. Нужно хоть что-то купить в дорогу.
Стою на пороге в магазин и не могу заставить себя войти. Меня душат слезы, хочется плакать, а не заходить сейчас внутрь. Борюсь с собой и делаю шаг вперед помимо своей воли.
Вижу опустевшие полки, ещё большая паника охватывает меня, сбивает дыхание. Почти плачу. Все, что смогла купить – упаковку сосисок.
Вернулась домой, собрала рюкзак. Взяла эти сосиски, ещё пару апельсинов, которые были дома, бутылку воды. Упаковала сменные носочки и нижнее белье для себя и сына, гомеопатическую аптечку. Сыну еще взяла сменную спортивную форму и школьный рюкзак.
Поехали в Гайсин, забрали братовую с дочкой. Уже в ночь выехали к румынской границе. А перед границей – 12-километровая очередь машин.
Застреваем здесь больше, чем на сутки.
Это было ужасно. Очень страшные и трудные дни.
Еды и воды у нас почти нет. Сами не едим, все для детей сохраняем. Ужасно тесно, неудобно. Туалет – только в поле. Очень медленно продвигаемся вперед. Холодно, голодно, страшно. Муж вырубается время от времени. Я не сплю, бужу его, когда нужно проехать очередных два метра.
Малыш внутри постоянно ворочается, неспокойно ему, живот начинает каменеть раз за разом. Над нами постоянно летают какие-то вертолеты. Очень страшно, что сейчас начнут бомбить.
В один из разов выхожу на улицу и понимаю что от усталости, голода и страха сейчас упаду в обморок. Голова кружится, сердце бешено бьется, в глазах темнеет. Возвращаюсь в машину, сразу приходит приступ тошноты.
Чуть позже подъезжаем к заправке. Полки её также уже пусты. Находим лишь какую-то пачку старого печенья. В обычной жизни мы особо не едим такого, но здесь берем, что есть.
За 2 км от границы меня второй раз накрывает приступ тошноты и паники. Живот продолжает быть в тонусе. Понимаю, что если вдруг начнутся преждевременные роды – рожать придется здесь, в поле. Еда на нуле, воды почти нет. Впереди очередь из двух тысяч людей, которую нужно ещё пешком отстоять, я в тоненьких кроссовках, на улице холод. Силы уже на исходе, меня накрывает какой-то глубинный инстинктивный страх перед голодной смертью. И я понимаю, что не выдержу.
Бужу мужа, предлагаю ему отпустить братовую с её дочкой – они и пешком пройдут эти 2 км, а я не хочу рисковать малышом.
Отпускаем братовую, сами разворачиваем машину, просим людей, чтобы пропустили нас выехать.
В 4 утра 26.02 наконец-то удается выбраться из очереди машин. Добрались до небольшого загородного отеля, сняли комнатку. До 7 утра поспала впервые за 48 часов. Утром поела. С облегчением поняла, что после даже кратковременного сна и еды чувствую себя намного лучше.
Этот день мы переждали в гостинице. Днем тоже удалось немного поспать, и ночью тоже, но все время сквозь сон я слышала, будто кто-то говорит мне: "Нужно ехать, нужно ехать". Утром 27.02 решаю, что уже отдохнула, нужно попробовать выбираться ещё раз.
В этот раз решаем уже не ехать машиной, а пройти этих 12 км пешком. Хорошенько загружаем оба рюкзака едой и водой.
Идти с моим круглым животиком было трудно и даже больно. Особенно болел лобковый симфиз, под конец дороги там, будто, что-то хрустело, когда я совершала каждый новый шаг.
Муж и сын с рюкзаками шли впереди, держась за руки. Я – сзади, как успевала.
Уговаривала себя идти дальше. Вспоминала Марию из Библии, думаю, как же ей было тяжело идти в Иерусалим – уже перед самими родами. Эти мысли очень поддерживают, чувствую какую-то солидарность: "Раз с этим справился кто-то до меня – справлюсь и я".
Чем ближе к границе, тем больше становится людей. Очень много людей, детей… Дети не хотят ехать в колясках, плачут, кричат, выворачиваются… Этот плач… и эти лица кругом, полные страха и боли… Меня до сих пор преследуют эти картинки-флэшбеки…
Очень много людей, длинная очередь. Муж куда-то исчезает. Потом возвращается. Говорит, что подошел к военным, объяснил, что здесь жена беременная, ей очень трудно, они согласились пропустить её вне очереди, ждут. Нужно идти прямо сейчас.
Муж одевает два рюкзака на сына – один сзади, другой – спереди. Говорит: "Идите!".
У нас даже нет времени попрощаться… Сын так горько смотрит на уходящего папу и плачет… так горько плачет, как никогда в жизни ещё не плакал.
Но нам нужно идти.
На границе отсчитывают по 50 человек и пропускают. Проходим границу, идем вперед. Сыну очень трудно, особенно рюкзак с водой тяжелый нести, но я вообще не способна ему помочь – сама еле иду.
Сзади подходит женщина, подхватывает рюкзак, говорит: "Давай вместе будем нести за лямки". Эта женщина не отходила от нас все время, пока мы шли. А когда вышли из пограничной зоны и дошли до какого-то отеля – договорилась, чтобы нас пустили в туалет и разрешили посидеть немного у них в вестибюле. А ещё попросила, чтобы люди, которые её должны были забирать отсюда – отвезли нас всех.
Потом меня встретили знакомые родственников, которые тут живут. Провели в дом, накормили, помогли купить билеты в Германию, дали переночевать, дали одежду. К моей большой радости у них оказались штаны для беременных – как раз моего размера – и ночная сорочка, в которой потом кормить будет удобно. Утром отвезли нас с сыном на автовокзал.
Дальше – 26 часов дороги в автобусе.
Конечно, психологически намного проще, чем 48 часов медленного продвижения к границе. Уже нет той паники, есть вода и еда, и над головой не летают вертолеты… но физически тоже очень трудно. Я не могла спать, не могла долго сидеть, малыш снова начал беспокоиться в моём животике. Я постоянно вставала и ходила по автобусу, чтобы немного размяться, но это мало помогало. Ноги за время дороги отекли так, как никогда в жизни. Они были толстыми, твердыми, казалось, что кожа вот-вот потрескается и лопнет.
Доехав к брату, я даже не сразу могу снять штаны и носки – так все отекло.
Брат нас встретил, привез в свою квартиру. Так хотелось расслабиться и выдохнуть наконец всю эту жуть, но у сына вдруг поднимается температура, болит горло и сильно печет в носу. Ему страшно, и он плачет. Никогда так трудно он не переносил простуду раньше.
И вот, казалось бы, мы наконец-то добрались, в безопасности, а выдохнуть – нельзя. Нужно лечить как-то сына в чужой стране. Приходится держать себя в тонусе.
Я дала ему большую дозу витамина С и гомеопатию, какую помнила. Мы лежали рядом на кровати, я соорудила подставку под ноги из одеяла, чтобы немного снять отек, пробовала делать легкий самомассаж.
Сыну вскоре стало легче, мне – тоже.
Но тут появились новые трудности. В Германии все очень строго с законами и правилами. Оказывается, я не должна жить у брата. По закону полагалось бы, чтобы мы остановились в специальном лагере для беженцев. Такой есть в городе, где брат живет, и мы даже проезжали мимо, но выглядит он очень отталкивающе и мрачно, напоминает какую-то тюрьму.
"Ты же меня тут не оставишь?" — жалостливо спрашиваю я брата, когда мы проезжаем мимо.
Но оставить у себя нас брат также не имеет права. Он снимает однокомнатную квартиру, в которой разрешено жить не более, чем 3 людям. Боится, что хозяин квартиры узнает, что нас здесь пятеро, и выгонит всех.
В общем, брат помог найти семью – немцев, которые жили в доме в 15 км от города, и согласились взять меня и сына пожить к себе. Они подали заявление к губернатору, и получили разрешение взять нас к себе домой на три месяца.
Брат отвез нас туда.
Попались очень добрые люди, дали отдельную комнатку нам с сыном, разрешили готовить то, что мы сами захотим, брать продукты на своей кухне. Помогали с оформлением документов, ездили со мной по всем офисам. В общем, всячески поддерживали – и это при том, что общались мы исключительно через гугл-транслейт.
Спустя несколько дней наконец-то смогла выдохнуть, успокоилась, замедлилась. Снова могу медитировать. Готовлюсь к родам, смотрю различные курсы, к которым дали открытый доступ сейчас.
Муж пошел в тероборону. каждый день роет окопы, спит на матрасе в вырытых окопах, патрулирует улицы с автоматом. Устал, приболел немного, но говорит, что спокойнее хотя бы, что мы в безопасности.
Мой муж – частный предприниматель, но работы сейчас нет. Все деньги, которые мы собирали на роды, он поменял на евро и дал нам с собой. Половину я уже потратила на билеты в Германию. Вот ещё немного на еду осталось…
Вообще всю дорогу до границы, все те 48 часов, пока мы стояли в пробке, я спрашивала его: "А мы правильно делаем? Нам точно нужно ехать?". Заглядывала в глаза и спрашивала, как маленький ребенок, желая найти поддержку.